Анатолий РОМОВ
СЛЕДЫ В ПУСТОТЕ
— Молодец, лейтенант Мартынов.
В кабинете светло. Книжная полка. Шкаф для бумаг. Несколько кактусов на подоконнике. Человек, сидящий напротив меня и неторопливо листающий мой отчет о задержании шхуны «Анна-Мария Р.», — руководитель берегового оперативного отдела района, капитан Сергей Валентинович Сторожев. Небольшой нос. Серые глаза. Пшеничные волосы. Сухощавый. Пухлые веки с небольшой раскосинкой. Нос Сторожева курнос как-то по-особому, это придает лицу несерьезность — на нем будто застыл некий насмешливый вопрос. Но Сторожев совершенно серьезен, пожалуй, даже слишком серьезен.
Видно, что его сухощавое тело всегда в отличной форме. Наверное, занимается спортом. По виду лет тридцать пять. О Сторожеве я уже слышал, но вижу первый раз.
— Значит, ни намека на сопротивление? — Сторожев еще раз листает мой отчет. Наконец откладывает его.
— Так точно, товарищ капитан.
Я оказался здесь, на северо-западной границе, несколько месяцев назад. Все было довольно буднично и просто: распределение после окончания военно-морского погранучилища, прибытие на корабль, недельная стажировка, потом — работа. Выходы в море, «утюжка квадратов». К этому я уже привык. Сейчас — четвертое за последние месяцы — задержание шхуны-нарушителя. Краем глаза я вижу строчки моего отчета, который снова перечитывает Сторожев.
«...« Анна-Мария Р.». Иностранная рыболовная шхуна. Экипаж четыре человека. Сети и снасти мокрые, в трюме обнаружено значительное количество только что выловленной рыбы. Наличие сетей в момент задержания... градусов широты... показывает, что рыба была добыта в наших водах».
Я вспоминаю: в порту, куда мы доставили «Анну-Марию Р.» после задержания, мне пришлось изрядно попотеть, составляя подробный отчет о нарушении границы. Сидя за этим кропотливым делом, я поневоле изучал все детали происшествия. Они меня мало радовали... Нарушитель, пойманный на границе, оказался самым заурядным браконьером. Обнаружение и поимка его, если не считать высадки осмотровой группы, оказались совсем не сложным делом. Не было в самом деле и намека на сопротивление. Капитан шхуны полностью признал свою вину и был готов уплатить штраф.
— Владимир Владимирович, я хотел вас спросить — а что бы вы сказали, если бы мы предложили вам перейти в наш отдел? На оперативную работу.
Я не сразу понимаю точный смысл этих слов.
— На оперативную работу? Постоянно?
— Да.
Честно говоря, я этого не ожидал. Я ведь учился на штурмана четыре с половиной года. Учеба в военно-морском погранучилище, практика да и служба, пусть короткая, приучили меня считать себя в свои двадцать три года моряком — как у нас говорят, от киля до клотика.
— Это приказ, товарищ капитан?
Зимой, когда я был в восьмом классе, на Дальнем Востоке погиб мой отец, офицер пограничных войск Владимир Мартынов. Его корабль, возвращаясь с ответственного задания, потерпел аварию при девятибалльном шторме и пошел ко дну. Отца удалось подобрать и доставить на берег, но спасти не удалось — он умер в госпитале...
Пограничником был не только мой отец, но и дед, Кирилл Мартынов. Так мог ли я отступить от семейной традиции?
Перед экзаменами на аттестат зрелости я послал документы в приемную комиссию военно-морского пограничного училища. И скоро получил вызов на экзамены. Пограничники, друзья моего отца, по моей просьбе подготовили маму к этому известию. Но до самого последнего момента, до моего отъезда, мама надеялась, что я никуда не уеду из Москвы, останусь жить на проспекте Вернадского и буду поступать в МГУ. Она хотела, чтобы я был юристом.
Потом — училище. Годы учения, практика на кораблях, учебное плавание вокруг Европы...
— Володя! Можно мне называть тебя так?
Сторожев отодвигает папку.
— Ты ведь понимаешь, как готовятся кадры для оперативной работы. Теперь — о тебе. Я ведь даже послал на тебя заявку. Не сердись. Я следил, как ты учишься, что из тебя, как говорят, получается. Ну вот и все. К концу, к четвертому курсу, мне было ясно, что тебе можно доверять. Даже больше — я бы сказал, доверять, как самому себе. Но предложил я тебе перейти на оперативную работу только сейчас. После первых боевых заданий. Выполнил ты их отлично. Теперь слово за тобой.
— Сергей Валентинович, поймите, — я пытался вложить в свои слова всю силу убеждения. — Я, конечно, готов. Если это приказ. — Я следил, как карандаш Сторожева медленно стучит по столу.
— Я приучил себя быть верным флоту. Погранфлоту. Я довольно долго живу этим, товарищ капитан. Шестой год, включая училище. Это немало. Не говорю уже о такой важной вещи, как привязанность к товарищам. К своему экипажу. К командиру. Ну и все такое. Если возможно, прошу... учесть это.
Сторожев на несколько секунд как будто снова заинтересовался моим отчетом. Наконец сказал:
— Я ждал, что ты это скажешь. Что ж, хорошо. Не буду, как говорят, на тебя давить. Подумай. Возвращайся на корабль. Плавай, неси службу. Взвесь все, это твое право. Однако позволь вернуться к этому разговору снова. Через какое-то время.
Я почувствовал, что Сторожев, этот неприметный человек с серыми глазами, умеет не только видеть насквозь, но и расположить к себе. Как по заказу. Так, что я почти готов согласиться с ним.
— Ну, руку? — Сторожев протянул руку. Я почувствовал — силища у него страшная. Такой крепкой руки я еще не встречал.
— И не думай, что я тебя связываю. Только запомни: уйти на нашу работу — не значит бросить товарищей. Наоборот, это значит помогать им.
Вечер. Мы в море. Отсюда, с ходового мостика, оно кажется пестрым. Как лоскутное одеяло. Впереди, кабельтовых до пяти, — пространство легкой бурой зыби, качающей корабль. Дальше, примерно на милю, — то тяжелая свинцовая голубизна, то зеленые заплаты почти до черноты. У самого горизонта, там, где только что зашло такое редкое здесь декабрьское солнце, — коричневые поля с серебряными полосами. Прикидываю — наша база, городок Н., остался справа. В стороне, лево по курсу, — Сосновск, небольшой рыбацкий поселок. При мне мы туда еще ни разу не заходили, хотя там вполне можно встать на стоянку во время непогоды.
В рубке светится выносная шкала гирокомпаса. Она освещает лицо штурвального Вани Лосева. Вахтенный матрос Лозицкий, стоя рядом со мной, кутается в штормовку. Мы вторую неделю на патрулировании, и я знаю, что командир не спал трое суток. Но ушел вздремнуть только на полчаса.
— Товарищ лейтенант, я командира погожу будить. Пусть поспит еще минут двадцать.
— Добро.
Только сказал это — зуммер из радиорубки.
— Товарищ вахтенный, — слышу в телефонной трубке голос радиста. — «Двинец» зовет на помощь.
— Районная рыбинспекция?
— Да. Вызов от Сосновского рыбнадзора. Заметили иностранца в наших водах. Уходит на полном ходу.
— Боевая тревога! Дозорному разбудить командира!
Звуки боевой тревоги. Радист Валера Акопян, наш корабельный весельчак и острослов, протягивает радиограмму. Быстро пробегаю сообщение:
«От инспектора Сосновского рыбнадзора Васильченко. Катер «Двинец». В пределах территориальных
