вод замечена иностранная шхуна типа «Омега-Штальверке». Сети на палубе мокрые. На требование остановиться дают полный ход. Сообщите, как скоро подойдете. Квадрат сорок четыре, сорок пять, для точности участок семь, у буя».
Сонный командир уже рядом. Он высокий, под два метра. Лицо у него круглое, маленькие щелочки глаз, черные усы.
— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите доложить...
— Спасибо, штурман, — командир берет радиограмму, морщится, и я понимаю, что это значит. Теперь от нас уже почти ничего не зависит. Только от скорости нашего хода. И еще от того, как будет действовать катер рыбнадзора «Двинец».
Зажигаю фонарик над планшетом, на глаз прокладываю по карте курс.
— Как думаете, штурман, они сообразят перекрыть курс на рижскую банку? Загнать их к осту?
— Не знаю, товарищ капитан третьего ранга.
Идем полным ходом — так, что теперь ветер чуть не срывает капюшон. И все-таки, даже несмотря на такой ход, нарушитель может уйти.
— Уйдут, Алексей Дмитриевич.
— Не уйдут. Будем догонять. — Полянков вглядывается вперед. — Хотя вы правы. Наверное, ушли бы. Если бы не Васильченко.
— Три мили осталось.
— Ну и что же. Васильченко вцепится — не отпустит. Недаром лучший рыбнадзор на побережье.
Стоим на мостике еще несколько минут — вдруг Полянков кричит:
— Прожектор правого борта!
Во вспыхнувших лучах словно застывает, поднимаясь вместе с волной, небольшое судно рыбнадзора. Это и есть «Двинец».
— Самый полный!
Наконец лучи вырывают из темноты шхуну-нарушителя. Палуба пуста, сети успели убрать. Смотрю на шкалу гирокомпаса, сверяю показания лага. Прикидываю — до границ конвенции осталось полмили. Чуть не ушли.
Заходим, перекрывая шхуне путь к отходу. Качаются в дрейфе, машина застопорена — поняли, что не уйти.
Лейтенант Зуев с осмотровой группой стоит у борта. Подходим вплотную.
Осмотровая группа прыгает на палубу.
Даем сигнал «следуйте за мной». Вижу, как наши матросы рассыпаются по палубе нарушителя. Двое спускаются вниз, Зуев и Лозицкий блокируют рубку.
Конвоируем нарушителя на базу. Полянков не уходит с мостика. Впереди, кабельтовых в пяти, — «Двинец», сзади в свете нашего прожектора — нарушитель.
— Вот так вот и живем, штурманец, — Полянков вздыхает. — День изо дня. Болтанка, вахта, болтанка, вахта. А, штурманец? Изредка вот такой подарочек. Вы знаете, штурман, что такое спокойный день?
— Спокойный день?
— Не-ет, вы этого не знаете. Это совсем не то, что вы думаете. Это совсем особый день.
— Вы же не любите спокойные дни, Алексей Дмитриевич.
Полянков делает вид, что не слышит. Я знаю его любимую поговорку: «В спокойный день покоя не жди». Разыгрываете, меня, командир.
— А иногда я представляю себе отпуск. Когда нет вахты на месяц впереди и на месяц сзади. Когда можно о ней забыть. Совсем забыть. — Лицо Полянкова невозмутимо. — Вот о таком дне, штурманец, я иногда мечтаю. Вы понимаете меня?
— Вроде бы, Алексей Дмитриевич.
— Нет, штурманец, вам этого не понять. Ну ладно, делайте вид, что понимаете. Делайте. А все-таки жаль лишаться хорошего штурмана.
Он отворачивает крышку термоса. Не вышел розыгрыш, командир.
— Вы о чем, Алексей Дмитриевич?
Вежливо жду, пока командир протянет мне жестяную кружку с горячим кофе.
— Как будто не знаете.
По тону командира я понимаю — Полянков знает о том, что у меня был разговор со Сторожевым в оперативном отделе. Может быть, Сторожев говорил об этом и с ним? Если так — то как закончился разговор?
— Я же отказался, товарищ капитан третьего ранга, — я делаю вид, что проверяю прокладку. — Вы отлично знаете. Я остаюсь на корабле.
— А это ничего не значит. Раз опергруппа захотела вас к себе — перетянут.
— Я не пойду.
Полянков закуривает, укрываясь от ветра.
— Вы что-то хотите сказать, товарищ капитан третьего ранга?
— Давайте, штурманец, следите за нарушителем. Что-то они отстают.
— Есть, товарищ командир.
— А насчет опергруппы. — делаем общее дело. Они там, мы здесь.
Я пытаюсь понять Полянкова. Что-то притягивает меня в нем. Но что? Он как будто делает все, чтобы испортить со мной отношения. Уже одно это его пренебрежительное «штурманец». Иногда мне кажется, что командир все время смеется надо мной, подшучивает. Считается, что у Полянкова особое чутье на нарушителя. По крайней мере, больше всего задержаний в этом году было на нашем участке. Наш корабль — один из лучших, и все это — благодаря Полянкову.
Сейчас мне кажется — Полянков убежден, что в конце концов я перейду на работу к Сторожеву. Честно говоря, я не хотел бы, чтобы он так думал.
Швартуемся. После осмотра шхуны Зуев идет составлять акт. На борт к нам поднимается высокий, широкоплечий человек в резиновом плаще. По виду ему около сорока. Берется за поручни мостика. Из-под плаща виден ворот свитера. Спокойные карие глаза. Черные брови почти соединяются на переносице. Нос с горбинкой.
— Знакомься, Андрей Петрович, — кивает Полянков. — И вы знакомьтесь, лейтенант. Начальник Сосновского рыбнадзора.
— Васильченко, — человек протягивает руку. — Спасибо, Алексей Дмитрич. И вам спасибо, товарищ лейтенант.
— Мартынов.
— Петрович, это мой новый штурман. — Полянков усаживает Васильченко на стул. — Что ж на чашку чая не заходишь, Петрович?
— Вы меня тоже не балуете, Алексей Дмитрич... Хоть бы раз в Сосновск зашли. С патрулирования. Как непогода, заворачивали бы, и делу конец. Имеете право. Место на колхозном причале — стойте в свое удовольствие. А дома у меня всегда картошечка отварная. С селедочкой!
— «С селедочкой»... — передразнивает Полянков. — Вечно в соблазн вводишь. Прямо хоть сейчас на твою посудину.
Полянков протягивает пачку сигарет:
— Угощайся...
— Спасибо. Штурман, вообще-то, между нами, холостой?
— По-моему, до сегодняшнего дня как будто бы, между нами, был, — улыбается Полянков.
— Девчат у нас в поселке — ох, хватает! Одна другой краше.
— Его так и называют — поселок невест, а, Петрович? Точно? Штурманец, вы слушайте и вникайте.
— Вот вы шутите, а на самом деле — зашли бы ненароком.
— В нашей глуши и Сосновск — Рио-де-Жанейро.
— Уж я не говорю про курортный сезон. Там действительно все модницы, кажется, к нам едут. Из
