Первой на пение Высоцкого откликнулась киноактриса Натали Вуд. Сначала ее задел необычный голос и бешеный бой гитары, но потом стали доставать и слова. Это понятно: Наташа — дочь русских эмигрантов Гурдиных. Постепенно Высоцкого начинает окружать голливудский бомонд. Вуд шепотом — «с листа» — кое-как пересказывает стоящим рядом содержание песен. «От твоих песен их бросает в дрожь. Женщины прижимаются к своим спутникам, мужчины курят, — торжествует Марина. — Исчезает небрежность манер… масок не осталось. Вместо светских полуулыбок — лица. Некоторые даже не пытаются скрывать и, закрыв глаза, отдались во власть твоего крика…»
Бродвейская superstar Лайза Минелли и вовсе пристраивается чуть ли не в ногах заморского гостя. Влади со снисходительной ревностью отмечает плотоядный взгляд Лайзы, которым та впилась в Высоцкого. Пожалуйста, любуйся. «Ты исполняешь последнюю песню, и воцаряется долгая тишина. Все недоверчиво смотрят друг на друга. Все они в плену у этого человека. Лайза Минелли и Роберт де Ниро задают тон, выкрикнув:
— Потрясающе! Невероятно!..»
Вместо традиционных для подобных приемов пяти-семи минут Высоцкий пел около часа. Минелли опустилась перед ним на колени.
Московский бизнесмен иранского розлива Бабек Серуш, принимавший самое непосредственное участие в организации этого приема, во время пения Высоцкого не отрывал глаз от Марины и видел: она по-настоящему счастлива.
Они покидали прием победителями. Милош Форман потом скажет: «На вечер к нам пришла Марина Влади с мужем, а ушел Высоцкий с женой…» Но ведь она сама этого так хотела, и она этого добилась.
Уж позже, анонсируя выступления Высоцкого в Штатах, крупнейшая эмигрантская газета «Новое русское слово» сообщала: «Всемирно известный русский бард Владимир Высоцкий и французская кинозвезда Марина Влади…»
…«Тайны Бермудского треугольника», конечно, не обещали стать шедевром, но съемки предполагались где-то в Мексике, на острове Косумель, посреди Карибского моря и не должны были слишком затянуться. Марина подписала контракт, хотя Высоцкий понимал: «Роль ей неинтересная ни с какой стороны. Только со стороны моря, которое… прямо под окнами маленького отеля „La Ceiba“».
Но жара! Высоцкий один-единственный раз заставил себя выбраться на съемочную площадку и попал в настоящий адский котел. Тут же сказал: «Баста!» и, сидя в номере под кондиционером, сообщил другу в заснеженную, видимо, Москву: «А жена, добытчица, вкалывает до обморока».
Конечно, спасало благословенное море. Здесь оно удивительное, ежесекундно меняющее свой цвет — от синего до голубого. В перерывах между сменами Марина окуналась, плавала поблизости от кораблика со съемочной группой.
— Мадам! — кричал ей с борта вахтенный матрос. — Осторожнее! Далеко не отплывайте, акулы у нас — не редкость, даже барракуды встречаются. Осторожнее, мадам… Я вас очень прошу…
Но Марина все плавала и плавала, не желая расставаться с морем, которое ласкало и нежило, баюкало, как в детстве. Наверное, лет в двенадцать она впервые начала ловить странные взгляды пляжных атлетов (и не только их), особенно когда выбегала на морской берег. Ее купальник лишь прикрывал срам, как выражалась горюющая бабушка, и неудивительно, что местные аполлоны таращились на нее, как на обнаженную Афродиту. Нет, не на богиню, а на нее, Марину! Конечно, она догадывалась о причинах, и это знание будоражило кровь, но юный возраст не позволял придавать мужчинам слишком большого значения. Но сейчас, когда чувствовала на теле жадный, раздевающий ее взгляд нахального матроса, она снисходительно прощала ему это чересчур пристальное внимание, которое порой казалось даже неприличным, и даже сама намеренно чуть-чуть поддразнивала…
Вернувшись в отель, она принимала душ, смывая морскую соль. А потом рассказывала мужу о дневных впечатлениях:
— Сегодня к нам приплывала барракуда! Я ее видела своими глазами! Это такая омерзительная змея толщиной с ногу, наверное, метра два длиной, с противной собачьей мордой и жуткими челюстями… Ужас! Но, говорят, она очень вкусная. Только надо уметь ее приготовить…
— Завтра я тебе ее поймаю, — говорит Высоцкий. — Собираюсь понырять… Ужин за тобой, договорились?
Она засмеялась и ласково потрепала его по плечу: загорел.
— Когда ты успеваешь? Сидишь тут, в номере, все пишешь. Ты же свой «Бермудский параллелепипед» вроде бы уже сочинил.
— Никогда не поздно кое-что подправить, изменить. Все в моих руках, никто не стоит за спиной. Вот смотри, эти строчки, кажется, вообще выпадают и замедляют ритм:
— Убираем? Убираем!..
После окончания съемок они заглянули в Мехико. Там у Марины тоже, оказывается, живет подруга, бывшая балерина, с русскими, между прочим, корнями. Сын балерины работает на местном телевидении, и парень сразу воодушевляется идеей сделать передачу с участием гостя из далекой России.
В Югославии они поменялись ролями: Высоцкий снимался в фильме «Единственная дорога», а Марина в свое удовольствие, с комфортом отдыхала на острове Свети-Стефано. Все было чудесно! Даже звонок встревоженной Одиль из Парижа ее не так уж слишком огорчил.
Конечно, поначалу было обидно до слез: ведь дом дочиста обворовали. Все, что было приобретено за двадцать лет работы, пропало. Драгоценности, серебро, меха, в том числе большая норковая шуба, киноаппаратура, радиотехника. Особенно было жаль маленьких маминых колечек, которые Марина носила, не снимая, а в этот раз почему-то оставила дома. Унесли все, кроме картины Пикассо и первого издания Мольера. Услышав последнее, Марина засмеялась и воскликнула:
— Господи, какие интеллигентные воры пошли! И не попались!
Одиль, конечно, сразу решила, что с ней истерика. Володя тоже очень расстроился. Но, увидев реакцию жены, воспрял духом и даже стал шутить:
— Ну, наконец-то я свою бабу сам одену!
Он тут же направился с друзьями в самый лучший магазин и купил Марине дорогую дубленку.
А в Полинезии их радушно встречал бывший муж Марины, Жан-Клод Бруйе. Он постарался слелать все, чтобы, как говорила Влади, «наша жизнь на островах в Тихом океане была чем-то вроде медового месяца». Особенно ее удивило, насколько быстро и крепко умудрились подружиться Жан-Клод и Владимир: «один — ярый антикоммунист до мозга костей, второй — только что приехал из этой безумно-красной России, один — пилот, бизнесмен, другой — актер, поэт, певец». Что между ними, задавала себе вопрос Марина, могло было быть общего? Может быть, она сама? Да нет, как раз наоборот. Ведь и тот, и другой являлись жуткими ревнивцами. Тогда что? Наверное, просто два сильных, волевых характера тянуло другу к другу взаимное уважение. В знак дружбы Бруйе подарил Высоцкому свои золотые часы, которые были при нем до самого последнего дня. А разбитая гитара Высоцкого осталась висеть на стене в доме Жан-Клода на берегу океана.
Потом он приглашал Марину и Владимира на свою четвертую свадьбу на Таити. Влади раньше прилетела на острова из Парижа, Высоцкий должен был прибыть чуть позже, после концерта в Калифорнии.
«Праздник в самом разгаре, — вспоминала Марина. — Со всех островов приехали музыканты и танцоры. Мои сыновья Игорь, Петя и Владимир ждут тебя с тем же нетерпением, что и Жан-Клод…»
Она видела, что Высоцкий жадно впитывал новые впечатления, ему нравились разные страны. Однако с сожалением признавала: «Но только первые две недели. Потом он начинал скучать и собираться
