– Десять… Десять тыщ…
– А?!
Старик застыл с открытым ртом. Потом покраснел как рак.
– Ты что? Рехнулся? За морилку для тараканов?
– Это колорадские жуки, дядь…
– Да хоть австралийские… Кому оно нужно, твое барахло? Кто его у меня купит? Пошел, пошел, проваливай…
– Восемь? Семь? – Голос Пашки дрожал. – Дядь Сень, от сердца отрываю…
– И задарма не возьму. Даже как лампу это нельзя – кто знает, вдруг она какой химикат выделяет. Еще уморю покупателя, как таракана… Ты мне будешь посылки в тюрягу носить, да?
– Ну, дядь, будь человеком, пожалуйста… Ну ты ж меня знаешь… Я не вру… Век туза не видать – работает она. Никого не убивает. На себе проверял, мамой клянусь!!!
– Ладно, ладно, иди… Врешь – не врешь, какая мне разница… Будет что стоящее – приходи, а сейчас – давай, проваливай…
Клиент, увидев, что парень уходит, заспешил к прилавку. На пути столкнулся с Пашкой. Брезгливо отодвинулся, отряхнул невидимую пылинку с дорогого плаща. Парень что-то буркнул в ответ.
– Иди, иди! – Буркин выпроводил Пашку за дверь, щелкнул засовом, облегченно обернулся к покупателю. – Извините, Иван Михалыч. Племяш это мой, недотепа. Был нормальным парнем, но карты, проклятые…
Потряс головой. Задумался.
– Так что за вино-то, хозяин?
– Ах, да-да.
Антиквар засеменил к прилавку, кряхтя нагнулся. Бережно поставил запыленные бутылки на стекло.
Иван еле удержался, чтобы не присвистнуть: в самом деле, Ларкино любимое, да и год – один из лучших. Даже и не думал, что такое где-то осталось.
Торговались привычно, любовно. Как всегда, Буркин запросил астрономическую сумму, но хорошее старое Бургундское в магазине не купишь. А старик, по своим неведомым связям, умел находить настоящее, и его несусветные комиссионные того, безусловно, стоили. Сегодня вообще было не до этого, и Иван спорил, скорее, по привычке и по инерции. Да и удивился бы Буркин, если б купил не торгуясь. Так что Иван сбил мелочишку на пожелтевшей этикетке, и на том дело закончилось.
– Ах, Иван Михалыч, Иван Михалыч. Вам ли не знать, что этикетка так только показывает, что во влажном погребе хранилось вино, как полагается… – бормотал Буркин, старательно пряча довольную улыбку и убийственно медленно заворачивая бутылки в бумагу.
Иван сунул покупки в портфель, направился к выходу.
– Ну всё, пора мне. Сам понимаешь, жена заждалась…
Буркин выглянул в глазок, распахнул дверь для клиента.
– До свидания, Иван Михалыч. Приходите еще… Всегда вам рады…
Дверь захлопнулась, лязгнул засов, и лев звякнул бронзовой мордой. Иван торопливо зашагал к перекрестку.
Когда он свернул за угол, от стены отделился Пашка.
– Просили подождать? – Парень протянул листок из блокнота, на котором было написано: «Жди меня за углом на Молотовской».
Иван кивнул:
– Четыре тысячи.
Пашка отчаянно закрутил головой.
– Не могу. Долг у меня… Не продавал бы иначе… Но пристрелят ведь…
Руки парня тряслись, голос дрожал, под носом начала собираться капля. Иван чуть-чуть отодвинулся, наморщил лоб.
– Сколько?
– Шесть… Шесть, проклятых…
Можно было, конечно, поторговаться. Но Ларка ждала дома. И волноваться ей было вредно: сразу начинала болеть голова.
– Ладно. Но только чеком.
– А не обманешь?
Иван не выдержал, рассмеялся.
– Ты на себя посмотри – что продаешь. Радуйся. Кто тебе еще хоть копейку за это барахло даст?
Пашка промолчал. Пошмыгивая, ждал, пока Иван выпишет чек. Потом медленно достал из-за пазухи пирамиду. И так же медленно передал Ивану.
– Не приперло – не отдал бы…
Иван посмотрел на него задумчиво:
– Что, так хорошо?
– Да пошел ты! – Пашка вырвал чек из рук, рысцой понесся к банку.
Иван какое-то время стоял, провожая его глазами, пока взгляд не упал на часы над входом в гастроном.
– Черт! Черт, черт, черт…
Остаток пути домой пришлось бежать.
Испуганная Ларка открыла дверь, бросилась на шею.
– Живой…
Иван почувствовал себя последним мерзавцем: с тех пор как два года назад, переходя Молотовскую, он попал под колеса пролетающего на красный лихача, жена начинала паниковать, если Иван не был дома вовремя.
– Ларочка, всё, всё в порядке. Извини, родная, задержался. Вот смотри…
Аккуратно отстранился, вынул из портфеля бутылку.
Жена взяла, прищурилась, разглядывая этикетку, улыбнулась.
– Ах, какая прелесть. Спасибо!
Потом заметила серый сверток:
– А это что?
– Буркин уговорил…
Ларка нахмурилась, преждевременная морщинка пробежала по высокому лбу.
– Только не говори, что это какое-то народное лечебное средство…
Иван торопливо перебил, коснулся ее руки:
– Нет, конечно. К сожалению.
Жена набрала воздуха, словно хотела съязвить, но побледнела, покачнулась и оперлась головой о косяк. Рука с бутылкой бессильно повисла. Иван замер, не зная, что делать, потом потянулся помочь, но Ларка остановила:
– Не надо. Я сама.
Выпрямилась, подняла высоко русую голову, пошла на кухню, бросив через плечо:
– Руки не забудь помыть, охламон.
Иван хотел сразу поставить бутылки на стол, но жена их перехватила, протерла влажной салфеткой. Покосилась на пирамиду, водруженную посередине стола, но не тронула. Просто отодвинула подальше вазу с яблоками.
– А штопор-то где? – Иван с грохотом выдвинул очередной ящик: куда он запропастился, а?
Ларка поморщилась, заправляя салат.
– Может, в коробке, на правой полке? Давно не доставали, еще с Нового года. Подожди, ты что, сейчас открывать хочешь? А по какому поводу?
– Так у сына статья, в чем она там выходит? Будем отмечать!
Жена неуверенно оглядела стол.
– Но закуска… Для такого вина…
