— Ври больше! Кстати, тут звонила некая Полина, просила передать, что ждет и надеется… Бедная девушка! Разве можно надеяться на такое неотесанное бревно, как ты? Познакомь.
— От винта! — скомандовал Сергей и уснул, повернувшись на другой бок.
Очнувшись в пятом часу, он понял, как вредна ночная работа для организма: голова побаливала, во рту было сухо, а во всем теле какая-то вялость. «Нет, дудки, — решил Сергей. — Пусть молоденькие мальчики, еще не наигравшиеся в войну, бегают охранниками у господина Гуслярского. С меня хватит. Тем более, если верить прогнозам эсхатологов, с первого сентября все полетит в тартарары, а самого банкира, возможно, напоят расплавленным золотым напитком».
Он позвонил Василию Федоровичу и сказал:
— Ночью расколошматили витрину в Агропромбанке — вот и вся информация. Да вы, наверное, в курсе. По правде говоря, не представляю, какая вам от меня там польза? Сплошная скука и рутинная работа, а допуска к чему-нибудь секретному у меня все равно нет. Хочу кончать эту волынку. Лучше буду, как писал поэт, в баре подавать ананасовую воду.
— Погоди, успеешь, — отозвался Василий Федорович. — Ты знаешь, каких трудов мне стоило устроить тебя туда? Потерпи хотя бы до конца недели, не подводи старика. Брось выкидывать свои фортели. Приезжай сейчас к памятнику Долгорукому, побеседуем.
— Яволь, герр адмирал, — согласился Днищев, с трудом веря, что тестю удастся его уговорить.
Но вышло не так, как он думал.
— Насколько я понимаю, ты ждешь конкретного задания? — произнес Василий Федорович, уводя Сергея подальше от потока машин. — Хорошо. Ты получишь его, и чем быстрее выполнишь, тем скорее освободишься от обузы. Возьмешь кредит в нашем банке и гуляй потом на все четыре стороны. Но сделать то, о чем я тебя попрошу, ты должен на этой неделе. И помни: от твоей сноровки зависит очень многое.
— Интригующее начало.
— Итог будет не менее захватывающим.
Смысл этой фразы был до конца ясен только Василию Федоровичу. Он помолчат, определяя для себя степень допустимой конкретности в разговоре — о чем Сергей может знать и что должно пройти мимо его внимания.
— Мы внедрили тебя в Агропромбанк конечно же не для ночного шатания по пустым коридорам. Сейчас Гуслярский проворачивает крупнейшую сделку с западногерманскими концернами. Речь идет о стратегическом сырье, но многие вопросы остаются пока не выясненными. Переговоры ведутся в его кабинете, при очень ограниченном числе людей. Подступа к ним мы не имеем. Записать беседы на расстоянии, через звуковые колебания воздуха, невозможно, поскольку оконные стекла имеют специальную звукопоглощающую защиту. А на карту поставлены, не буду скрывать, интересы государства. Поэтому если ты думаешь, что я действую ради моего Рос-Линкольнбанка, то ошибаешься. Здесь замешаны иные силы. И мы все очень надеемся на тебя.
— Надо спрятаться в кабинете Гуслярского под ковром? Только пусть предварительно меня переедет асфальтовый каток.
— Задание непростое, — Василий Федорович проигнорировал реплику. — Надо установить подслушивающее устройство в телефонной трубке. Это можно сделать лишь в ночное время. Теперь ясно, что от тебя требуется?
— А Хрунов? Где же ваша кагебешная солидарность? Ему-то это раз плюнуть.
— Ну, наши взаимоотношения достаточно сложны. К тому же с сегодняшнего дня он в Лондоне, на симпозиуме. А время не ждет. Переговоры начнутся завтра и закончатся в субботу. Три дня. Постарайся задействовать это устройство, — Василий Федорович вытащил из кармана маленький металлический стержень, — сегодня ночью.
Сергей почесал переносицу, подкинул на ладони странный предмет, словно определяя его вес.
— Внутри находится сам подслушивающий блок, на жидких кристаллах, аналогов ему в мировой практике пока еще нет. Руками содержимого не касайся! Механизм очень хрупкий, можешь нарушить теплоизоляцию. Просто отвинтишь крышечку и вытряхнешь капсулу на переговорную мембрану. — Василий Федорович вешал лапшу со столь серьезным видом, что и сам поверил в сказанное. — Справишься?
— Мы делаем обход каждые полчаса, длится он примерно минут семь, — ответил Сергей. — Но со мной в это время постоянно находится напарник. Потом глазеем на мониторы. Даже если я смогу выкроить пару лишних минут, как проникну в кабинет Гуслярского? Тем более что рядом с ним сидит дежурный администратор. А в коридорах установлены видеокамеры. Меня сразу же засекут другие охранники.
— Потому-то я и обратился к тебе, Сережа, — сказал Василий Федорович, по-отечески положив руку ему на плечо. — Дело очень важное, поверь. Кто, кроме тебя, сможет справиться?
— Вы преувеличиваете мои возможности, — ответил Днищев, но ему польстило замечание тестя.
— А вот это ключи от кабинета Гуслярского и других комнат на втором этаже. — Связка перекочевала в карман Сергея. — Как видишь, мы облегчаем твою задачу. Тщательно продумай все свои действия. Выбери момент, когда охранники отвлекутся, расслабятся. Администратор тоже человек, рано или поздно ему захочется в туалет. В общем, соображай по обстановке. Ума тебе не занимать. И ловкости тоже. Это я заметил еще тогда, когда ты окрутил мою дочку.
— Не я, она меня охмурила.
— Ладно, то вопрос десятый, — не стал спорить бывший генерал КГБ. — Главное, от вашего брака осталось маленькое существо, которое мы все очень любим. Ей жить дальше в нашей стране. И считай, что ты выполняешь особую миссию и делаешь это ради нее.
— Василий Федорович, в те, былые времена вы всегда напутствовали своих агентов подобным образом?
— А то как же? Семейные проблемы неотделимы от государственных, — улыбнулся тесть. — Короче, в твоем распоряжении три дня, когда можно установить эту штуковину. Чем раньше — тем лучше.
— А если меня все же застукают?
— Ну что ж… И такое бывало в нашей практике. Прежде всего постарайся избавиться от капсулы. Проглоти ее, что ли! Спусти в унитаз. Но, надеюсь, этого не произойдет. В любом случае ты чист. Ну, выгонят из банка, так ты и сам того хочешь. Жаль только, мы не узнаем, что замышляет этот прохвост Гуслярский. А он может натворить много бед…
— России?
— Ну не Америке же с Израилем? Что ты как маленький.
— Да я не маленький, я просто крохотный в ваших играх. Как песчинка, занесенная ветром.
— И песчинка может остановить самый сложный механизм. Помни об этом, Сережа.
«Темнит что-то старый лис, — подумал Днищев, расставшись с Василием Федоровичем. — Переигрывает в патриотизме. Где же он был со своей супермощной системой, когда ломали и уродовали страну? За кого он сейчас играет, чьими фигурами? Нет, все они словно гости на чумном пиру».
Он выбрался на Цветной бульвар, скользнув взглядом по висевшему на стене плакату: «Вступайте в „Братство отца Назария“, любимого сына Христова, истинного учителя на земле». Ниже шли контактные телефоны. Рядом стояли двое служителей в черно-белых одеяниях, собирая в коробку пожертвования. Вид у них был весьма отрешенный.
Размышляя над плакатом, Сергей подумал о Свете, еще одной жертве безумного и поганого времени. Где она, что с ней стало? Кому предъявить счет за ее уход от близких людей, от всего мира лжи и пошлости? Если она жива, то вполне могла оказаться в одной из каких-нибудь религиозных сект, расплодившихся в Москве, подобно поганым грибам. В том же «Братстве отца Назария». Или среди кришнаитов, буддистов, корейских, американских лжепроповедников. Ее душа, по существу, представляла чистую доску, на которую можно было занести любые иероглифы. Днищев вернулся к плакату и на всякий случай переписал телефоны.
— Интересуетесь? — вежливо спросил один из служителей.
— Ну! — грубо ответил Сергей. — Знавал я одного Назария, еще в армии. Старшиной у нас был. За сало мог Родину продать, не говоря уж о зенитной установке. Не тот ли?
Ему было жаль этих молоденьких ребят, которые по чьей-то воле забрались в самую глухую
