деревянные. И потом, сильные имеют право на слабость. Все время сильными бывают только волы.
Экипаж… Там был хороший человеческий материал. Просто жизнь его таким делала. Многие там и остались. К этой жизни не приспособились. С лодкой была не жизнь, без лодки была не жизнь.
Умерла лодка, и они умерли.
Так, говорите, вернулась романтика… поди ж ты… Значит, тоска по походам… А если по 260 суток ходовых? А если так 10 лет? И вода в чайнике замерзала. К нам же как к рабочей скотине относились. Мы должны были только работать. И сейчас относятся так же. Тогда лодочники были фрондерами. Начальство не любили во всех видах, терпели его только в малых дозах. Со смехом рассказывали, например, что у главкома адъютант – лейтенант, и его главкомовская жена на рынок за продуктами гоняет. «Я бы удавился!» – так говорили.
Орденов желали, но во всем этом была ухмылка. Ордена давали в основном замам, начальникам отдела кадров и прочим. Некоторым командирам тоже перепадали ордена, но их за это прощали. Командирам многое прощали. Собачья у них была жизнь – одна нервотрепка.
Конечно, годы службы – лучшее время. Молодые же были. По молодости все хорошо.
***
Получил электронное письмо от очень серьезной девушки. Там, где «тема», она написала: «я согласна». Лихорадочно шепчу «согласна, согласна», открываю, а она… с моим мнением согласна.
Вот такой коитус.
***
Ш. жаль. Там комплексов много. Вот я маленький, а сам себе кажусь большим. А он маленький и кажется себе еще меньше. И жизнь воспринимает не так. Я вот для себя давно решил, что я – инопланетянин, и меня на этой планете должно все удивлять и радовать: соборы золоченые, дебаты в Думе и лошадиное дерьмо, которое, как только подсыхает, так сразу и развеивается ветром.
А насчет ироничной философии и кружев все верно. Даже жаль, что нашелся только один человек, который понял, что мне просто жить хочется, вот я слова-то и плету, потому что они пьянят.
Я думал, никто не поймет.
Телевизионщиков не люблю. Я люблю стереометрию, а у них – геометрия. Они плоские. Сбоку – в толщину миллиметр. И видят только то, что перед глазами и движется. Как лягушки. А холодные – бррр!
***
Я сейчас занимаюсь чушью. Я сортирую: это чушь, а это пусть полежит, а это опять чушь. Проходит время, и я подбираюсь к тому, что я долгое время считал не чушью, и опять начинается отбор: это чушь, а это пусть полежит… Так жизнь и проходит.
А потом я думаю: «Господи, я же такой хороший! Неужели же я не достоин награды?» Потом я замираю в надежде, что сейчас она сверху свалится, и слушаю свой внутренний голос.
А он мне говорит, что награда за то, что я был таким хорошим в прошлом то – что я такой хороший в настоящем.
«А за настоящего хорошего меня награда – я хороший будущий?» – спрашиваю я.
«Правильно мыслишь!» – говорит он.
«Ловко! – говорю я. – Мною будущим расплатиться за меня же прошлого!»
И слышу в ответ: «А ты думал».
***
Генералы обидчивы, как девицы-перстарки. Чуть что – губы поджали, ножки растопырили. Тем более, военный дирижер.
В атаку этот генерал не ходил, а в таких патриотизма – лопатой не выгребешь. Каждый парад для него праздник. Он состарится и при звуках трубы плакать будет.
Подводники насчет парадов все сволочи: терпеть их не могут. 8 Марта считают самым настоящим мужским праздником, потому что он один без парада и бабы наготове.
А в поход нас оркестр не провожал, так ходили. Он нас иногда встречал. Бедняги на морозе дули в трубы.
Спроси генерала, трудно ли на морозе. Заслужишь его теплый, понимающий взгляд.
***
Генерал, да еще и дирижер – это ужас. Его лексикон: Родина, Россия, армия, государство, долг, посвятить, жизнь, служение, Отечество. Урфин Джюс и его деревянные солдаты.
Мой Генерал Кожемякин сказал про этих людей так: «Их понятия простираются так, что порой диву даешься, до скольких еще можно дойти». Или: «Я как просыпаюсь иногда ночью, так сразу вопросом задаюсь: как же еще и чем помочь!» А вот еще: «Очеловечить это все можно, конечно, был бы только смысл». И: «В служении Отчизне я всегда предполагал, прежде всего, наличие абсолютного большинства».
Для генерала само собственное существование – это служение. Фуражку надел – полдела сделал. Снял – уже целое дело. Я не знаю, о чем с ним можно говорить.
***
Первомай не люблю, как и другие праздники. Из-за парадов. Люблю 8 Марта, по перечисленным ранее причинам, и Новый год – там тоже парада нет.
Я всю сознательную жизнь на парады ходил. Имею право их ненавидеть. Но вот что удивительно, как собаки чувствуют парад, никто не знает. Особенно весной. Та, что прибежала, была, наверняка, сукой.
У сук на парад особый нюх. Появляются они в самый торжественный момент, откуда ни возьмись.
А дирижер оказался нормальным генералом.
Парадных мальчиков жалко, конечно. Вот таким мальчиком я и был с 17 лет. Конечно, дают усиленный паек. В наши времена армию кормили дерьмом. В случае усиления пайка давали того дерьма с добавкой. Сейчас – не знаю. Может, кусок мяса дают? Интересная особенность парада. Там есть такая его часть, когда подается команда «Смирно!», а потом, в наши времена, министр обороны минут сорок читал праздничный приказ. Так вот: во время чтения этого приказа некоторые мальчики от напряжения падали в обморок прямо в строю. Могла упасть одновременно целая шеренга. Порядок такой: их затаскивают вовнутрь строя, а их место занимает следующая шеренга. На морозе, 7 ноября, пачками валились.
А зонтик в армии – действительно преступление. «Офицер с зонтиком – все равно что дама с авоськой!»
Не мокнем мы, не мокнем.
***
Самый свободный человек на этой планете – это я! Остальные друг от друга зависят. И не дай Бог у них есть помещение для всякого помещения. А если тебе нечего помещать, то и помещение, а значит, и власть имущие, тебе не нужны. И ты свободен. Но в пределах веревки. И эта веревка совсем не похожа на ту веревку, если тебе есть что помещать в своем помещении. Эта другая веревка. Ее называют иногда литературным вкусом. И с этой веревкой я обычно нахожу общий язык.
«Если можно что-то сделать самому, например, отнести куда-то, то лучше сделать, а то все будет так же, но наоборот», – это мой генерал. «Свобода – это непознанная необходимость. Вот я, к примеру, свободен, но необходим ли я? Думаю, что да!» – он же.
Нормальных мало. Я с этим смирился. И веду себя так, что никто не может сказать, что застал меня дома. Или что у меня все дома. Только они от своей серьезности сошли с ума, а я от свободы.
Вот Менделеев, прежде всего, был государственный деятель. По тем временам – экономический МЧС. Занимался всем. Витте гонял его по России. Он разбирался в кризисе с углем, занимался нефтью и бог знает чем. Но в основном – экономикой. Только водку он не выдумывал. Это легенда. Он был Ломоносовым и Леонардо да Винчи своего времени. Многое не закончил. Всегда ставил перед собой невыполнимые задачи, и по дороге к ним делал открытия. Например, таблица Менделеева. Открытие по дороге. Это был деятель никак не меньше Гете или Петра Первого. А Россия о нем почти ничего не знает. В Питере, в университете, есть музей этого великого человека, и есть даже директор этого музея.
Так вот он, когда его приглашали на государственную службу в Палату мер и весов, сказал, чтоб ему дали 3 тысячи годовых. А чиновник сказал, что намерен предложить ему 30 тысяч. «Э-э-э… нет! – сказал Менделеев. – За 30 тысяч я свободы лишусь». Так и остался. Безумным и свободным. Исполнял обязанности на 30 тысяч, а получал – 3. Ему денег давали на изучение поведения газов при больших давлениях, имея в
