Это потом появился этот свет в окошках. Его добавили, чтоб не так все было грустно.
Да, вот еще что, насчет того единственного аппарата, что был в рабочем состоянии. Когда Залотуха мне позвонил и сказал, что ему надо придумать так, чтоб аппарат остался один, я ему сказал, что это невозможно, уж очень много проверок, но Валера настаивал: «Саня, мне надо, чтоб один аппарат был исправен, подумай!» – и я обещал подумать.
Потом я ему позвонил и нарисовал целую схему: в спешке выходим в море, у аппаратов вышел срок, их надо вести на проверку, берется ГАЗ-66, и мичман с двумя матросами едет их сдавать, а потом он же получать, мичман отвлекается, обед, получают матросы, им говорят: вот ваши аппараты, забирайте, водитель машины торопится, ему тоже на обед, и они проверяют только один аппарат – он с полными баллонами…
Довольно фантастично, но такое бывает.
Спрашивали еще про яйца в первом. Это из жизни. Грузят продукты. Спешка. Завтра в море. Старпом говорит: «Яйца в первый!» – «А торпеды?» – это мичман-торпедист из первого. – «Я сказал, яйца в первый!» – так яйца попадают в первый. Это из жизни. Там вообще много из жизни.
Валера Залотуха, когда мы собрались после фильма, поднял тост за меня. Он сказал: «Там все придумал Саня!»
Это не так. Это сценарий Валерия Залотухи по мотивам Александра Покровского. Так я ему и сказал.
***
Когда погибал «Комсомолец», я стоял на вахте. У нас организовали вахту по оказанию какой-то там помощи. За сутки до этого я отстоял обычное дежурство, и тут вдруг вызвали: «Заступаешь! «Комсомолец» тонет!» – «Какой «Комсомолец»?» – «Это так теперь «Плавник» называется».
Так единственная и неповторимая противолодочная лодка «Плавник», способная погружаться на немыслимую глубину и развивать на ней скорость в сорок пять узлов, превратилась в «Комсомолец».
И теперь он тонул – пожар, горит корма, лодка в надводном положении, идет борьба за живучесть. Они уже несколько часов горят.
«Надо покидать корабль». – «Да. Надо. Только кто ж им команду подаст?»
Это верно. Никто не подаст. Нет у нас команды «Спасайся, кто может!» – не подают ее.
Командир корабля принимает решение на прекращение борьбы за живучесть и снятие с борта экипажа. Только он потом за это несет ответственность. Его будут судить-рядить. Мертвым легче. Их не судят. А живые вечно что-то делают не так.
Они горели шесть часов. Через шесть часов корма заполнилась водой, лодка встала на попа, и люди с нее посыпались в воду, как пустые бутылки. Пятьдесят девять человек в ледяной воде. На всех один плот. Потом в них авиация будет пулять плоты с воздуха. Она будет пулять, а плоты будут тонуть, не раскрываясь. Только уворачивайся от того, что летит.
Так легче. Спросит начальство – как там дела? – а ему доклад – бросаем плоты.
Они в воде «Варяга» пели. Вроде помогало. Плюс три градуса. Тридцать три человека погибли от переохлаждения. Тридцать – в воде, трое – уже на плавбазе.
Могли ли они спастись? Могли. Командир должен был подать команду: «Выйти наверх. Форма одежды – водолазное белье, гидрокостюм СГП». Это специальное белье из верблюжьей шерсти, а СГП – специальный костюм. В нем дашь воздух из двух небольших таких черных баллончиков, расположенных в районе колена, и на спине надувается воздушная подушка. Падай потом в воду и плавай, разбросав руки.
Подберут. Костюм оранжевый, его хорошо в волнах видно. И переохлаждение не грозит.
Выжили бы.
Просто не было команды.
***
Вот это да! В защиту Геннадия Сучкова выступили командиры кораблей. Они написали письмо Главнокомандующему. Мир переворачивается. А может, он выздоравливает, этот мир? И это происходит на моих глазах. И я этому рад.
Чтоб такое произошло, на флоте многое должно было измениться. И главное – появились люди, способные отстоять перед начальством свою точку зрения.
Это может быть только в одном случае: флот жив несмотря ни на что, и это настоящие специалисты своего дела. Без них – никуда. И они это знают. И потому они могут встать на защиту чужой поруганной чести.
То, что командующий Северным флотом подвергается поруганию – вне всякого сомнения. Никакого отношения к выяснению причин и обстоятельств гибели «К-159» происходящее не имеет.
Оно имеет отношение к личности адмирала Сучкова.
Адмирал Сучков – это командующий, к которому подчиненные относятся с уважением и даже с любовью. Редкий случай. Есть такой орден «Любовь и уважение подчиненных». При жизни им награждают не часто.
Скорее всего, адмирал Сучков им награжден.
Потому и гоним.
Повезло ему, не то что некоторым.
***
Бывшие курсанты, проходившие практику в Гаджиево, помнят меня как болтливого, но работящего каптри. Я вроде был назначен к ним старшим и вместе с ними сажал траву на газоне перед приездом главкома Горшкова. Наверное, что-то похожее было. Курсантов тогда на практику привозили великое множество. Сажал ли я траву? Может быть. Я много чего сажал. Почему-то считалось, что куда меня ни пошли, я всегда там буду к месту, и классного специалиста, капитана 3-го ранга и тем более химика, конечно, можно было вооружить лопатой, и при этом он копал бы за троих. Не отпираюсь. Я сажал траву.
А еще я убирал камень весом в пятьдесят тонн силами пятидесяти матросов-узбеков, а также принимал швартовые, подавал трапы весом в тонну шестью матросами (плюс я), ловил на лету падающий за борт компрессор ЭК-10 (вес 350 кило), опускал в люк лодки три мешка сахара (150 кило) с помощью себя и своего матроса по имени Алмаз Мукамбетов, ловил диверсантов, хоронил, перевозил гробы, стрелял из пистолета и автомата, ломал колено унитаза, расшибал ломом ледяные глыбы, свозил их, впрягшись с двумя мелкими киргизами, на лотке в залив, заводил машины в тридцатиградусный мороз с помощью кривой железки, грузил, возил, тащил, спускал, поднимал, разбрасывал, собирал и вталкивал в грузовик сочащееся.
***
Год назад убили Щекочихина.
Он был человеком со звезды. У людей разная емкость души. Есть Гулливеры, есть лилипуты. Это не их вина. Просто такая емкость.
И совсем не важно, в Кировабаде он родился или в Кировограде.
Если б про меня написали, что я родился в Маку вместо Баку, я бы только посмеялся. Юра, мне кажется, тоже.
Как он так долго жил среди нас?
Славный был мужик.
Я позвонил и сказал Диме Муратову, что его боль не разделит никто. Те, кто теперь вспоминает Щекочихина, делили с ним стакан, а он делил с ним кожу. Разные вещи.
***
Почему на «К-159» люди так долго боролись за живучесть? Ведь ясно же было, что это не лодка, а металлолом, и никаких особенных средств для борьбы за живучесть там нет.
Это верно. Не было там никаких особенных средств.
Их подвел воздух. Воздух высокого давления, ВВД. Он там был.
Не было бы его – они выскочили бы из лодки за двадцать секунд, а есть воздух – извольте бороться.
Тонущую лодку всегда пытаются отбуксировать на мелководье, чтоб она там села на мель, а еще в отсек, куда поступает вода, дают воздух, чтоб ту воду подпереть.
По-другому ее поступление внутрь прочного корпуса не предотвратить.
