У Вина очень дорогой кий, заказной. Я замечаю инкрустацию золотом и перламутром. И какие-то рельефные руны.
Я не могу позволить себе дорогой кий. По очень простой причине.
Я подхожу к первому ряду зрителей. Прямо передо мной уродливая рожа какого-то мужика из быдла, страшная, небритая. Мне она не нравится. Я с размаху, подобно копью, вонзаю кий ему в глаз. Мужик пытается увернуться, но ничего не выходит. Кровь брызгает на соседей. Девушка рядом орёт. Я вижу, что она орёт от восторга, а не от страха. Публика беснуется. Я обламываю окровавленный кий и вздымаю вверх обломок. Восторг.
Иду за новым кием. Жирный пытается переорать толпу:
— Итак, партия начинается!
Пацан в синей блузе ставит треугольник.
— По правилам вызова первый разбой делает господин Ригтер!
Уже ничего не слышно вовсе.
Я подхожу к столу.
Разбой.
Сплошной фиолетовый идёт в лузу. Моя игра.
Жёлтый. Чётко, без вопросов. Я играю быстро. Красный. Розовый. Зелёный.
Очень легко. Все выходы верны. Кручёный синий. Оранжевый.
— Четыре, — заявляю номер лузы для чёрного.
Чёрный.
Один — ноль.
Публика ревёт. Метаю кий в толпу. Попадаю в кого-то. Слуга приносит мне новый кий. Вдоль ряда зрителей уносят труп мужчины с обломком в глазу.
Вин подходит к столу. Слуга уже всё установил.
Разбой. Фиолетовый с полоской — в лузе. Он играет не хуже меня. Жёлтый. Красный. Розовый. Зелёный. Жёлтый. Оранжевый.
Чёрный.
— Один — один! — провозглашает Жирный.
Шары снова становятся в треугольник.
Мой разбой. Синий сплошной в лузе. Красный — розовый — оранжевый — фиолетовый — жёлтый — зелёный. Чёрный.
— Два — один!
Разбой Вина. В лузе синий с полоской. Красный — розовый — оранжевый — фиолетовый — жёлтый — зелёный. Чёрный.
И тут до меня доходит. Он играет не просто хорошо. Он играет шары точно в том порядке, в каком играл их я. В обеих партиях. Это невозможно. Забить с разбоя целевой шар невозможно. Шары ложатся в пирамиду случайно. Попасть с разбоя целевым шаром — значит иметь безумный навык. Такого не может быть.
Я подхожу к столу. И понимаю, что я боюсь.
Мне плевать, что я не получу этот mortirum. И без него неплохо живу. Мне плевать на свободу, я бессмертен. Вырвусь.
Я боюсь проиграть на глазах у этой толпы. На глазах людей, которые меня боятся. Потому что они не простят мне проигрыша.
Я никогда не испытывал страха. Ни перед кем, ни перед чем. Теперь я знаю, что это такое. Страх — это когда трясутся руки. Когда ты смотришь не туда, куда должен смотреть. Когда думаешь о постороннем. Страшна не вещь, которой боишься. Страшен сам страх.
Я примеряюсь к битку. Целюсь. Разбой. В лузе красный с полоской. Кладу за ним синий, фиолетовый, оранжевый, розовый, зелёный, жёлтый.
Биток стоит плохо. Нужно играть дуплетом. Заявляю лузу.
Примеряюсь. Толпа ревёт.
Я боюсь. Сейчас я могу промахнуться, и тогда он уже не отпустит инициативы.
Я не промахнусь. Нет, не промахнусь.
Удар. Шар катится, ударяется в противоположный борт, идёт к чёрному, толкает его. Чёрный катится к лузе.
Ударяется в щёку.
И останавливается.
Я просто смотрю, как Вин легко выигрывает две партии подряд и выходит вперёд.
— Два — четыре! — провозглашает Жирный.
Я чувствую удовлетворение в его голосе.
Я встаю. Я немного успокоился. В горле пересохло. Глотаю прохладную воду.
Надеяться на ошибку Вина нельзя. Надо вынудить его на отыгрыш.
Свою партию я беру.
Он — свою. Три — пять.
И снова то же самое. Четыре — шесть.
Пять — семь. Шесть — восемь. Семь — девять.
И каждую партию, каждую грёбаную партию Вин демонстрирует своё абсолютное превосходство. Он забивает шары точно того же цвета, точно в такой последовательности, что и я.
Восемь — девять.
Толпа бесится. Она жаждет крови. Я не хочу проиграть. Я не хочу потерять Бельву. И даже эти уроды — Носорог, Лосось, Жирный — кажутся мне сейчас гораздо более родными и приятными, чем изысканные незнакомцы провинции Синтик.
Вин подходит к столу и наносит удар.
С разбоя не закатывается ни один шар.
Не знаю, что подумала толпа. Я уверен, что Вин не ошибся. Он поддался. Намеренно.
Но я не гордый: я приму этот дар. Я беру эту партию.
Девять — девять. Мой выход. Мне нужно повторить то, что я делал уже не раз в этой игре. Мне нужно просто аккуратно положить шар с разбоя, а затем сделать серию. И всё.
Пустота. Передо мной трамплин в никуда. Кий кажется неподъёмной ношей, шары — в тысяче миль. Глаза Вина пусты.
Прицел. Удар.
Шары разлетаются по столу. Ни один не падает.
Вин играет. Красный. Оранжевый. Жёлтый. Зелёный. Розовый. Фиолетовый. Синий.
Он показывает на лузу
Красный — оранжевый — жёлтый — зелёный — розовый — фиолетовый — синий.
Я повторяю серию Вина точно так же, как несколько партий назад он повторял мои.
Чёрный на столе, в прямом ударе. На тонких губах Вина улыбка.
Я аккуратно кладу кий на стол и покидаю зал.
Я просыпаюсь от вони. Осматриваюсь. Вокруг меня свиньи.
Одна, самая толстая, грязная, похожая чем-то на Жирного, тыкается пятаком в мой живот, пытаясь перевернуть меня. Пинаю свинью ногой, встаю. Всё болит. Кажется, я вчера напился.
Вчера.
Сегодня я должен быть свеж, как огурчик. У меня не должна болеть голова. У меня не должно ломить спину. С трудом встаю.
Может, новый день ещё не наступил.
Солнце пробивается сквозь щели. На ощупь нахожу дверь свинарника, открываю. Двор кишит
