— Нет.
— Виктор, это станет предупреждением царю. Отныне он будет вести себя осторожнее. Ты вселил страх и в него, и в его правительство. Теперь они убоятся отклонять наши требования…
— Вы забываете о главном, отец Морозов. Столыпин все еще жив.
— Я знаю. — Священник положил руку на плечо Аркина, и его терпеливый взгляд, казалось, проник в самую душу. — Тебе дoлжно радоваться тому, что именно ты нанес удар ради нового мира, который мы строим. И ты, и я — мы оба знаем: для того чтобы построить новый мир, необходимо смести старый.
— Столыпин этого так не оставит. — Глаза Аркина потемнели. — Это означает еще больше смертей.
— Это та цена, которую нам придется заплатить.
— Скажите, святой отец, как такое допускает ваш Бог? Как вы сочетаете религиозность с метанием бомб? О чем вы молитесь каждый вечер?
Священник взялся за висевший у него на шее старый потертый крест и поцеловал его. Потом подался вперед и приложился губами ко лбу Аркина. Губы были холодными, и Аркин против воли почувствовал, как вместе с дрожью успокаивающая прохлада опустилась по костям черепа к горящему внутри него спутанному клубку.
— Война, которую мы ведем, справедлива, — убежденно ответил Морозов. — И никогда не сомневайся в этом, ибо то есть священная битва Господня за спасение народа российского. Господь — наш столп огненный ночью и столп облачный днем. На нас броня праведности.
Виктор Аркин отвернулся.
— Нас будут искать. — Он обвел рукой подвальное помещение. — Вам нужно отсюда уезжать, немедленно.
— Я вернусь в свою деревню. Это недалеко от города, так что я, если будет нужно, смогу быстро приехать. А что ты, Виктор, думаешь?
— Я останусь при своем министре. После покушения на премьера он будет злиться, а он, когда злится, теряет осторожность. Для него я ничто, шоферская форма, пустая внутри, поэтому в машине он вслух говорит такие вещи, которые должен был бы держать в голове.
— Как я уже говорил, Виктор, Господь на нашей стороне.
Аркин взял со стола шапку и направился к двери.
— Вы же знаете, что в конце концов нам придется убить их всех, — негромким голосом обронил он, — даже женщин и детей.
— Смерть есть начало нового. Воспринимай это так. Для них это станет началом вечности, а для остальных — зарождением справедливого и достойного мира. Это будет рай земной.
Аркину представились большие карие глаза и мягкие пухлые губы. «Выполняйте свои обязанности», — сказала она в машине, когда на Морской улице к ним приближались забастовщики. Спокойная, как кот на солнышке. А сестричка ее сидела рядом с ней и таращила на них голубые глазки, как ребенок в кондитерской лавке.
Всех. Всех их в расход. Ничего, этот день уже не за горами. Когда он взялся за ручку двери, рука его задрожала.
12
Наверху, в коридоре с высоким потолком, было холодно. Ветер грохотал черепицей, пытаясь пробраться в дом через мансарду. Валентина прислушалась и уловила завывание ветра, похожее на прилетевший из леса стон. «Мы с вами поладим», — сказал он тогда. Она улыбнулась и вспомнила его пальцы, сжимавшие поводья, запах его пальто. Его ладонь у себя на затылке. «Я могу вас навестить?»
Под дверью Кати не было полоски света, но Валентина все равно открыла ее и проскользнула внутрь. В темноте она беззвучно скинула танцевальные туфли, приподняла уголок одеяла и юркнула в теплую постель.
— Катя, — прошептала она.
Девушка обняла неподвижную фигуру и прижала сестру к себе. Переплела ноги и уткнулась щекой в ее плечо. Так она пролежала несколько минут, пока не ощутила запах. Тошнотворный, похожий на медь запах, знакомый ей слишком хорошо. Она тут же села.
— Катя.
Ответа не последовало. И только сейчас она почувствовала влагу. Вся ее рука была мокрой.
— Катя!
Она развернулась и стала лихорадочно нащупывать лампу на столике у кровати. Наконец свет загорелся. Вся рука была яркокрасной.
— Нет! Катя!
Сестра ее мирно лежала на спине. В ее запястье, как нож в куске сыра, торчали длинные ножницы. Все вокруг было в крови. Простыня полностью пропиталась алым. Кровь продолжала течь из небольшой рваной раны. Валентина выпрыгнула из кровати, сорвала с висевшего на стуле Катиного пеньюара пояс и туго перевязала поврежденную руку над самым локтем. Кровь потекла медленнее. Девушка затянула крепкий узел. Красный поток превратился в тонкую струйку. Лицо Кати было таким же белым и безжизненным, как подушка, на которой покоилась ее голова. Лишь в светлых волосах, казалось, сохранилась жизнь. Глаза были закрыты.
— Катя. — На короткий миг Валентина прижала к себе сестру. — Зачем?
Сердце отчаянно заныло у нее в груди, когда она прижалась губами к холодной Катиной щеке. Потом она побежала за сестрой Соней.
Валентина ждала у лестницы, наблюдая за тем, как утро первыми костлявыми пальцами проникает в дом сквозь щели под ставнями. Тонкий луч розового солнечного света отпечатком пальца лег на мраморный, в прожилках пол. Девушка стала смотреть, как он медленно растет, и, когда он размером и контуром стал походить на ребенка, услышала шаги. Ктото спускался по лестнице, медленно и тяжело, как будто каждый шаг идущему давался с трудом.
— Доктор! — Подняв взгляд, она тревожно всмотрелась в широкое лицо с роскошными бакенбардами и аккуратной бородкой клинышком. — Как она?
Доктор продолжал молча спускаться. От него пахло настойкой опия, на указательном и среднем пальцах правой руки желтели никотиновые пятна, но он был одним из лучших медиков в СанктПетербурге — и одним из самых дорогих. Он положил руку Валентине на плечо, точно успокаивая ее.
— Она еще жива. С нею ваша матушка.
Девушка негромко вскрикнула.
— Ваша сестра справится с этим… отклонением, да простит ее Господь. — Он покачал головой и помассировал двумя пальцами переносицу, как будто у него болела голова.
— Она не умрет?
— Нет. Не бойтесь, не умрет она. Благодаря вам. Вы спасли ей жизнь.
— Не умрет.
— Какоето время она будет очень слаба — потеря крови огромна. Но тут уж мы ничем помочь не сможем. Сходитека лучше переоденьте платье. Оно все в крови.
Он снова похлопал ее по плечу, как какоето норовистое домашнее животное, и пошел через зал к двери. Валентина осталась на месте и посмотрела наверх. Когда лакей открыл перед доктором дверь, тот остановился и повернулся.
— Валентина, подойдите ко мне.
Она неохотно сошла с лестницы и подошла к нему.
— Скажите, барышня, откуда вы знаете, как накладывать жгут?
— Прочитала гдето.
— Что ж, родители будут благодарить Господа за то, что вы вчера вечером зашли к своей сестре. Если
