20 января мы покинули Ормед и, пройдя вдоль рифа, подошли к Отдиа, главному и самому крупному острову одноименной группы, расположенному в восточной части кольца. У острова мы нашли подходящий для якоря грунт и расположились здесь, как в лучшей гавани. За Отдиа риф поворачивает на юго-юго- запад, а затем — уже без почвенного покрова — на запад к проливу Рюрика. Протяженность группы с запада на восток составляет около 30 миль, наибольшая ее ширина с севера на юг — 12 миль. Капитан Коцебу насчитал здесь 65 островов.
На Ормеде нам сообщили, что Рарик постоянно живет на Отдиа. Сперва меня хотели послать на берег, но скоро сам Рарик, надев нарядные украшения, в своей лодке подплыл к «Рюрику» и первым из радакцев бесстрашно поднялся на борт.
Этих опытных мореходов, разумеется, необычайно заинтересовали конструкции огромного корабля. Они все осмотрели, изучили, измерили. Влезть на мачты до самого флагштока, осмотреть там, наверху, все — реи, паруса, а затем, спустившись, разглядеть хитрую паутину снастей для них не представляло труда. Другое дело — спуститься через узкий люк и из светлого, воздушного царства последовать за загадочными чужестранцами в мрачную глубину, во внушающий ужас мир внутренних помещений. Первыми на это решились самые отважные, прежде всего вожди; думаю, что добрый Рарик послал вперед одного из своих людей.
Можно ли уговорить кого-нибудь из островитян, привыкших радоваться своим праздничным зрелищам, сидя под навесом из крон кокосовых пальм, среди вольной дивной природы, зайти в темные, освещенные тусклыми лампами коридоры и переходы наших зрелищных заведений и внушить ему, что эти зловещие, душные помещения предназначены для представлений? Поистине мне становится грустно, когда читаю, что в Афинах собираются построить для балетных спектаклей театр по нашему образцу.
Внизу в каюте висело большое зеркало. Гёте пишет в «Годах странствий Вильгельма Мейстера»: «Подзорные трубы таят в себе нечто магическое; если бы мы не были смолоду приучены смотреть в них, то каждый раз, поднося их к глазам, мы содрогались бы и ужасались».{177} Один храбрый и образованный офицер сказал мне, что подзорная труба внушает ему нечто вроде страха и, чтобы посмотреть в нее, ему приходится собрать всю свою волю. Зеркало — еще один волшебный, ставший для нас привычным предмет, хотя в сказочном, фантастическом мире оно сохранило свой зловещий характер. Наших друзей зеркало сначала очень удивляло, а потом приводило в состояние неудержимого веселья. Правда, нашелся один, кто пришел от него в ужас; он молча вышел, и его так и не удалось уговорить вернуться.
Однажды в Гамбурге я неожиданно попал в дом, где по обе стороны длинной лестницы блестели серебристые панели высотой в человеческий рост. От них исходила странная мерцающая сила, которая так подействовала на меня, что тут же появилось ощущение, будто я иду по пороховому складу. Видимо, нечто подобное испытывали и наши друзья при виде металлических пушек и якорей.
Богатство островитян — это несколько кусков железа и твердые, пригодные для шлифовки камни, выброшенные морем с рифов. Лодки, украшения и барабаны составляют все их имущество. Нигде не встретишь неба красивее, температуры более равномерной, чем на этих коралловых островах[16]. Море и легкий ветер взаимно уравновешивают друг друга, а быстро проходящие ливни сохраняют пышное зеленое убранство лесов. Как приятно погрузиться в темно-голубые струи, чтобы освежиться после того, как тебя насквозь прокалит солнце, и вновь опуститься в них, ощутив прохладу наступившего утра после ночи, проведенной на открытом воздухе. На этих островах задумываешься над тем, почему солнце столь благосклонно, а земля — мачеха. Панданус, чей сладкий сок идет здесь в пищу, на других островах служит только украшением. Похоже, на этих островах больше пищи для пчел, чем для людей. Почва мало где пригодна для выращивания съедобных растений, хотя местным жителям очень хотелось бы этим заняться. Красивые, душистые лилии, посаженные вокруг домов, свидетельствуют о трудолюбии островитян и о присущем им чувстве прекрасного.
Возможно, они могли бы получать более обильную пищу благодаря ловле рыбы, и в частности акул, кишащих на подходах к рифам. Но, как мы заметили, они едят лишь мелкую рыбешку: рыболовные крючки у них очень маленькие.
Мы не жалели сил, чтобы научить островитян освоить новые источники питания. Если судить по описанию второго путешествия капитана Коцебу, из тех животных и растений, которые мы им оставили, сохранился лишь ямс, а значит, в какой-то мере сбылись наши скромные надежды.
Теперь мне хотелось бы, отойдя от мучительного хронологического принципа, рассказать кое-что о наших друзьях, с которыми, как только у них прошел первый страх, мы зажили душа в душу.
На Отдиа, протяженность которого превышает 2 мили, как правило, живут 60 человек, но они нередко меняют свое местопребывание. Наше присутствие привлекало гостей из самых отдаленных частей группы. Каждый день мы разбредались по острову, общались с семьями и безбоязненно спали под гостеприимным кровом их хижин. В свою очередь, и они охотно посещали «Рюрик». Вождей и наиболее уважаемых островитян приглашали к столу; они довольно легко и с большим тактом приспосабливались к нашим обычаям.
Среди жителей Отдиа наше внимание скоро привлек один человек по имени Лагедиак. Он был незнатного происхождения, хотя и отличался от других умом и сметливостью, способностью быстро схватывать и передавать окружающим все, что понял сам. Позже я обменялся с Лагедиаком именами. У него мы многое почерпнули и с его помощью надеялись передать островитянам то, чему удалось научить его. Капитан Коцебу сперва получил от Лагедиака ценные сведения по географии Радака, о судоходных проливах между рифами к югу от Отдиа, о соседней группе Эрегуб [Эрикуб] и о других группах, образующих островную цепь. Лагедиак чертил свои карты камнем на прибрежном песке, грифелем на доске и показывал направления, которые можно определить по компасу. Вместе с ним капитан Коцебу заложил фундамент своей будущей интересной работы о Радаке и расположенной к западу островной цепи Ралик. Первый шаг был сделан, теперь надо было двигаться дальше.
Лагедиак понял наше намерение внедрить здесь на благо островитян неизвестные им виды культурных растений, возделать участок и раздать семена. 22 января начались работы по разбивке участка: расчистили грунт, вскопали землю, посадили клубни ямса, посеяли семена дыни и арбуза. Наши друзья, стоя вокруг, внимательно и с интересом следили за тем, что мы делали. Лагедиак изо всех сил старался передать сородичам полученные знания. Мы раздали семена, пользовавшиеся большим спросом, и с радостью увидели, что в последующие дни по образцу нашего участка было сделано много других.
22 января произошел случай, о котором хочется поведать, дабы более наглядно показать черты характера наших милых друзей. Взглянув на лица людей, наблюдавших за работой, я заметил на многих выражение боли и печали. Обернувшись, я увидел матроса, который корчевал кусты и прореживал лес, чтобы освободить место для посадок. Только что он ударил топором по красивому побегу редкого и потому высоко ценившегося здесь хлебного дерева. Зло свершилось: молодое деревце упало. Когда кто-либо, пусть даже по неведению, совершает проступок, его начальник должен публично выразить неодобрение. Капитан сделал матросу строгое внушение, приказал отдать топор и удалиться. Тогда добрые радакцы вступились за матроса, а некоторые даже пошли вслед за ним, утешая его и предлагая подарки.
Крысы, расплодившиеся на этом острове в несметном количестве, в последующие дни сильно опустошили возделанные участки и выбрали из земли большую часть семян. Но все же, когда мы покидали Отдиа, участки были еще в хорошем состоянии. Вновь побывав на Радаке в конце следующего года, мы оставили там кошек. Когда капитан Коцебу посетил Радак во время второго путешествия, он увидел, что кошки размножились и одичали, но крыс меньше не стало.
24 января на берегу была сооружена кузница. Там находился довольно большой запас железа, за которым наблюдал матрос, находившийся там и днем и ночью. Однажды какой-то старик попытался стянуть кусок железа, что трудно даже назвать воровством, но ему помешали возмущенные земляки. Однако в случаях настоящих краж радакцы единодушно осуждали их.
Понятно, каким притягательным зрелищем была для наших друзей неизвестная им доселе обработка драгоценного железа с помощью огня и молота! В кузнице собралось все население. Одним из самых внимательных и смелых зрителей был Лагедиак. И действительно, требуется немалое мужество, чтобы наблюдать вблизи, как работают мехи и брызжут снопы искр. Сперва выковали гарпун для Лагедиака, затем для Рарика, потом несколько мелочей для остальных и лишь тогда приступили к работам, необходимым для «Рюрика».
