— Вы что, ошалели? Вам же теперь житья не будет.
— Пугаешь?! — сказал парень и пошел ко мне.
— Чего мне тебя пугать, когда ты сам пуганый, — сказал я.
Мурашки бегали у меня по спине и голос немного дрожал, но, честное слово, мне уже не было так страшно. А парень опять замахнулся, но Фуфло схватил его за руку.
— Погоди, — сказал он. — Слушай, как тебя… Сенька. Это верно… твой знакомый, милиционер тот?
— Знакомый, — сказал я.
— О чем он тебя с-спрашивал? — забормотал Хлястик, и я заметил, что он здорово струсил.
— Хотел сказать, да раз вы так, не скажу.
Я опять сплюнул густую слюну — кровь, наверное, — повернулся и вроде бы не спеша пошел к выходу.
— Эй, ты! — рявкнул парень и бросился за мной.
Я быстро наклонился и поднял с пола ту железку и повернулся к нему.
— Ну, подходи, балда несчастная! — заорал я как можно громче. — Подходи!
Парень от неожиданности остановился.
— Тихо ты! — испуганно сказал он. — Не ори!
— А-а! — продолжал орать я, размахивая железкой. — Поджилки затряслись?! Ты, Фуфло! Хочешь знать, о чем меня тот капитан спрашивал? О тебе! Понял? О тебе! И о том… черном. Соседе! Понял, Фуфлиная морда?!
— А т-ты ему ч-что?… — спросил Фуфло, заикаясь.
Ага, голубчики, перетрусили! И я уж совсем обнаглел, не помню, что и орал. Даже чуть не приплясывал от злости. И вдруг заметил, что парень крадется ко мне и в руках у него что-то поблескивает. Я попятился к двери, споткнулся и упал…
— Не надо! — закричал кто-то, кажется, Хлястик.
Я открыл глаза — парень стоял надо мной. Всё. Но тут из темноты кто-то тихо свистнул. Парень быстро обернулся. В углу зашевелилась какая-то тень. «Черный, — подумал я, — сосед, братец!» И вот тут мне по-настоящему стало жутко.
— Беги! — заорал Хлястик истошным голосом.
Я вскочил и вылетел на лестницу. Фуфло выбежал за мной и снизу ухватил меня за штанину.
— Н-ну, смотри, — крикнул он, — если накапаешь кому, не попадайся!
Я рванулся и выскочил в подворотню. Как я добежал до своей парадной — не помню. Взлетел на свой третий этаж и плюхнулся на подоконник. Ноги дрожали, руки дрожали, и дышал я, как Повидло, когда до смерти набегается с собаками. И мысли скакали и скакали, и я никак не мог собрать их. Выкрутиться-то я выкрутился, а вот как буду выкручиваться дальше? Ясно, эта компания боится чего-то. И скорее всего из-за того черного, а что там в подвале был он, это точно — больше некому. С ним, видно, шутки плохи. Значит, надо что-то делать. А что? И я, сидя на подоконнике, начал прикидывать и раскладывать все по полочкам. Получалось вроде бы три варианта.
1. Наплевать и забыть. Не мое, мол, дело.
2. Сказать бате или, например, капитану Воробьеву.
3. Никому ничего не говорить, а действовать самому.
Злой как черт я обмозговывал эти варианты, и ничего путного в голову не приходило.
Конечно, легче всего наплевать и забыть. Какое мне дело и до Веньки и до этих подонков. Все равно рано или поздно их милиция заберет. И Венькиного братца шуганут куда надо. Но тут выходило, что я попросту трус. Как ни верти. И еще хуже выходило: ну, я забуду, а они какую-нибудь пакость сотворят и кто-то пострадает, если я наплюю. Я, может, и знать даже не буду, кто там пострадает, а все равно очень даже плохо получается! И, значит, хочешь не хочешь, этот вариант не годится. Я просто сам себе никогда не прощу, если из-за моей трусости люди пострадают.
Вариант второй, кажется, самый простой. Сказать — и все! Пусть милиция разбирается. Но, во- первых, почему-то здорово было жалко Веньку. Он тут вроде бы и ни при чем. Не виноват же он, что у него такой братец. А отдуваться скорее всего ему придется. Черный сразу догадается, что это Венька про него кому-то проболтался. И скорее всего именно мне. Ведь он понял тогда у школы, что мы с Венькой хорошо знакомы. Получалось, что и мне надо поберечься. Фуфло ведь предупредил. Злился я на себя, а все-таки здорово трусил. Ну, ладно, положим, с этим я бы кое-как справился, а вот как быть с М. Басовой. Обещал же я ей ничего не говорить ни отцу, ни вообще милиции. И так она меня не очень-то уважает, а попробуй обмани ее! Ого-го! Ничего хорошего не жди тогда. Половинкин, несчастная твоя голова.
Теперь вариант третий. Действовать самому. А что я могу сделать сам, один? Ну, не один — возьму на подмогу «рохликов». Значит, надо им рассказать все. Опять плохо, да и надежда на них плохая — здесь дурацким смехом не отделаешься. Ну, допустим, я могу припугнуть этого черного, чтобы он сматывался, да поскорее, мол, милиция им уже интересуется. Так черта с два его припугнешь. Он и сам так припугнет, что и костей не соберешь. И если он даже уберется подобру-поздорову, так и в другом месте может разных дел натворить. И опять от этого Веньке кисло будет.
Да-а! Не приходилось мне до сих пор такие задачки решать.
В общем, думал я думал, прикидывал и прикидывал так и этак, и решил вот что:
1. Ничего я сам толком не придумаю. Надо с кем-нибудь посоветоваться. Только так, чтобы этот человек ничего не понял. Дескать, вот как поступить, если такой случай случится? Как бы, например, дядя Саша, летчик, поступил?
2. Поговорить начистоту с Венькой, но так, чтобы он не догадался, кто мне рассказал.
3. Поговорить с М. Басовой, чтобы она с меня мое обещание сняла.
4. Действовать.
Как дальше действовать — я еще не знал. Это будет зависеть от того, что все эти разговоры и переговоры мне дадут. Но надо торопиться.
Челюсть у меня ныла, губы распухли, но кровь уже не шла, и я, в общем-то, хоть и был ужасно злой, а собой чуток гордился. Все-таки не очень-то я растерялся в этом подвале. Не совсем уж плохо себя вел. Давай и дальше так, Половинкин.
Дома я сразу прошел в ванную. Умылся как следует холодной водой, нашел булавку, зашпилил карман и посмотрел на себя в зеркало. Ничего.
Я пошел на кухню и поставил на плиту чайник. Потом пошел в комнату. Тетки Поли и ребят еще не было. Мама что-то шила, а батя по-прежнему сидел за учебниками и, кажется, действительно занимался.
— Как погулял? — спросила мама.
— Отлично! — бодро сказал я. Наверно, слишком бодро, потому что отец поднял голову и посмотрел на меня.
— А-а! Как дела?
— В порядке, — сказал я.
— Ну-ну, — сказал он и опять уткнулся в учебники.
— Мам, — сказал я, — там на кухне… чайник, наверно, закипел.
Мама удивленно посмотрела на меня.
— Какой чайник? — спросила она.
— Я поставил, — сказал я.
— А-а… зачем?
— Он уже закипел, наверно, — пробормотал я, не глядя на нее.
Отец снова поднял голову от учебников.
— Г-мм… посмотри, Люда, — сказал он, — может, в самом деле кипит… чайник-то.
Мама пожала плечами и вышла.
