разрешает нам пренебрегать любым интервью. Он говорит, что наши имена должны постоянно мелькать перед глазами поклонников, и не важно, в связи с чем.
— Конечно, конечно, детка.
Роман протянул руку за своей одеждой.
— Может, увидимся позже? В каком отеле ты остановилась?
— В «Беверли-Хиллз», — ответила Орхидея, направляясь в ванную.
— Составить тебе компанию? — спросил Роман, проводя рукой по ее округлым ягодицам и лаская вторую орхидею на ее бедре, вытатуированную несколько месяцев назад в Копенгагене.
Она хихикнула.
— Конечно.
— Только не роняй мыло, иначе у тебя возникнет масса проблем.
Двадцать минут спустя Орхидея, одетая в джинсы и длинную шелковую блузу фиалкового цвета, пробежала щеткой по спутанным рыжевато-каштановым кудрям, еще влажным после душа, и наложила на лицо немного косметики. Чувствовала она себя фантастически.
Джоу Донован ждал ее у холла, ведущего в артистическое фойе.
— Вы не хотите пройти ко мне в уборную? Я закажу что-нибудь выпить. Может быть, пива? Я та-а-ак хочу пить!
Она сделала знак администратору принять ее заказ.
— У вас есть сейчас кто-нибудь особенный в вашей жизни, Орхидея? Я имею в виду — парень?
— По правде говоря — нет.
— Мне показалось, я видел за кулисами Романа Соленски…
— Он получил контрамарку от своей бабушки.
— А разрешение ждать вас в вашей артистической уборной? Бросьте шутить, Орхидея. — Репортер пожал плечами. — Во всяком случае, я хочу спросить вас только об одном. Как насчет слухов, что у «Голубых Орхидей» возникли проблемы и вы распадаетесь? В этом есть доля правды?
Орхидея с изумлением уставилась на репортера, ее хорошее настроение вмиг улетучилось.
— Я слышал это уже из нескольких источников, — продолжал Донован, — и, конечно, я хочу узнать вашу точку зрения, прежде чем что-либо опубликовать.
— Распадаемся?! — сердито закричала она. — Кто вам наболтал такого бреда собачьего?
— Я не могу выдать свои источники.
— Интервью закончено, мистер Донован.
— Кажется, я затронул больной вопрос, — заметил Донован, и его голубые глаза загорелись интересом.
— Черта с два ты затронул. Ты не затронул ни фига.
— Значит, слухи о том, что вы обижаетесь, потому что служите всего лишь фоном для Валентины, не верны?
— Нет! Нет! Нет! Конечно не верны! — Орхидея дрожала. — «Голубые Орхидеи» очень, очень хорошо ладят, спасибо. А теперь я хочу, чтобы вы ушли, мистер Донован.
Репортер намек понял и удалился. Орхидея захлопнула за ним дверь. «Голубые Орхидеи» распадаются? Как возник такой слух?
Валентине наконец удалось избавиться от любителей автографов, — она предусмотрительно пригласила Шуботса, Голдманов и еще несколько человек прийти через час на небольшую вечеринку в ее апартаменты в отеле.
Она видела, как Джоу Донован вышел из комнаты Орхидеи, и, поравнявшись, кивнула ему, но не замедлила шагов. Подойдя к своей уборной, она увидела какого-то человека, прислонившегося к двери.
— Если вы хотите взять интервью, позвоните утром Джанет, нашему представителю, — сказала Валентина, — она организует все связи с прессой.
Он засмеялся:
— Я не репортер. Разве у меня есть сходство с газетчиком? Хотя мне это льстит. На самом деле я Майк Даффи из агентства Уильяма Морриса.
Валентина пожала протянутую руку.
— Рада с вами познакомиться, Майк.
— Приступим сразу к делу. У меня есть предложение, которое я хочу с вами обсудить. Полагаю, мои слова не оставят вас равнодушной.
Она усмехнулась. Искра энтузиазма в невинных, как у херувима, глазах агента расположила ее к нему.
— Интересно. Майк, у меня есть минут пять, думаю, мы можем выпить по чашке кофе. А потом я должна бежать, так как устраиваю небольшой прием в отеле.
Она открыла дверь, вошла и включила свет. Когда Валентина налила кофе и повернулась, чтобы подать Майку Даффи чашку, он вытащил из портфеля толстую голубую папку.
— Это вам, Валентина, сценарий бродвейского мюзикла «Балалайка». Текст написал Артур Флитвуд, а стихи Тони Трапписта. Возможно, он станет лучшим мюзиклом Бродвея за последние пятнадцать лет. Я не дурачу вас и готов поставить на карту всю свою карьеру.
Судя по названию, пьеса о России. На нее произвели впечатление и имена.
— Мюзикл? — с удивлением переспросила она. — Но я же рок-певица.
Даффи усмехнулся.
— Я мечтатель и немного игрок, к тому же чертовски сообразительный. Я вижу будущую звезду Бродвея за двадцать шагов. Милая, вы можете вдохнуть жизнь в театр. Как Стрейзанд или Лайза Минелли. Вы обладаете изумительной харизмой, притягательной силой, которая так необходима публике. Кроме того, вы просто великолепны и непременно понравитесь Киту Ленарду, продюсеру феерии.
Испытывая приятное изумление, Валентина сделала шаг назад. Этот человек напомнил ей о П. Т. Барнуме [9].
И в то же время она чувствовала, что он говорит искренне.
— Дайте мне разобраться. Вы утверждаете, что ваша пьеса, этот мюзикл «Балалайка», имеет ко мне какое-то отношение? Вы хотите, чтобы я… — она пыталась найти верное слово.
— Я хочу, чтобы вы приняли участие в прослушивании. Мне кажется, это следующий шаг в вашей карьере, Валентина. Верный шаг.
«Чашка кофе» растянулась на сорок минут: Даффи пересказал ей сюжет и даже попытался напеть некоторые песни.
— Ну да ладно, у меня голос, как у сирены, но вы видите, какие красивые мелодии. Два или три номера наверняка станут хитами, или я не бродвейский импресарио уже тридцать лет. Вэл, — продолжал он горячо, — вы — звезда, но только рок-звезда, а что происходит с большинством рок-певцов — вам известно. Они сходят со сцены через два-три года, когда подростки начинают писать кипятком при виде нового таланта.
— Я довольна своей карьерой, — ответила она.
— Да, и это замечательно, но, Вэл… Я говорю о достижении более высокого уровня. Стрейзанд или Стрип знают девяносто девять и девять десятых процента жителей цивилизованного мира.
Валентина засмеялась.
— Это больше похоже на роман Джекки Коллинза, чем на реальную жизнь.
Даффи долго смотрел на свою чашку, затем поднял глаза на нее.
— Признаю, это большая игра. Мы не можем с уверенностью сказать, как пройдет проба. Роль предусматривает много танцев, но мне сказали, что у вас есть танцевальная подготовка — современный танец и классика. Верно? Ваша мать была прима-балерина Большого театра, так? Это у вас семейное.
