превратился в парня, которому, хоть умри, надо попасть туда, куда не пускают обычно любителей бокса.
Хартли поскреб подбородок и, немного подумав, свернул направо. Знакомое место. Пару лет назад он прихватил тут двух типов, приторговывающих таблетками. Если память ему не изменяет, это ответвление выводит прямо к раздевалкам. В одной из них готовится сейчас к своему выходу «габаритная рыжуха», которая увела старый «даймлер» этого Бена — или как там его?
В полиции этот Бен рассказал, что на окраине Сиднея в него врезалась какая-то машина, а после того, как они обговорили с виновником происшествия всю страховочную тягомотину, тот вдруг взял и всадил ему в живот кулак. Когда старикашка очухался, то увидел, что сидит в машине, которую ведет какая-то красотка с огненно-рыжими волосами. А еще он краем глаза приметил загорелые ноги длиной в целую милю. Его показания и гроша ломаного не стоили, поскольку длинноногих, загорелых и рыжих, в том числе и «габаритных», в этом месте потаенной ночной жизни — пруд пруди. Взять хотя бы его собственную экс- супругу.
При воспоминании о Дженнифер у Хартли свело желудок, как будто он тоже получил удар в живот. Не смей о ней думать, приказал он себе. Ты черт знает сколько пережил за последний год. Да к тому же тебя скинули с настоящей работы. Не позволяй ей проделать с тобой такую штуку еще раз. Хартли мысленно нажал на тормоза и вернулся к роли рассерженного дружка. Этому Бену — или как там его? — здорово повезло. На перекрестке, когда красотка остановилась у светофора, он выпрыгнул из машины и сразу же бросился в полицию. А два дня назад, придя сюда на матч, углядел ту самую рыжеволосую угонщицу: виляя задом, едва прикрытым бикини, она выходила на помост и поднимала дощечку с номером очередного раунда.
Джекпот!
Сейчас он проверит все раздевалки, извлечет на свет божий «габаритную рыжуху», и Фрэнк позволит ему наконец взяться за настоящую работу.
Подумать только: раритетная модель «даймлера»! Ну кому он понадобился? Хартли много лет работал с людьми, повидал всякого, но никогда не мог понять человеческие вкусы.
Он сунул в рот деревянную зубочистку и зашагал дальше по коридору. Перед тем, как его подстрелили, он выкуривал по три пачки в день. Но в больнице, когда он закашлялся, один сопливый экстерн небрежно спросил его, не хочет ли он провести остаток своих дней задыхающимся хрипящим старикашкой. Хартли, конечно, ответил ему как надо, но, припомнив, сколько таких старикашек повидал за свою жизнь, попробовал пару дней обойтись без сигарет. И, как ни странно, кашель прекратился. С того самого дня он перешел от сигарет к зубочисткам.
Хартли открыл первую дверь. Темнота. Ткнулся во вторую. Коробки, перевернутые стулья. Попробовал третью. Обнаженная блондинка в босоножках на высоченных каблуках приглушенно вскрикнула. Ее карие — нет, скорее золотисто-карие, цвета лугового меда, — глаза расширились в испуге. И тут Хартли вдруг четко осознал, чего ему недоставало в последние несколько месяцев.
Пытаясь смотреть ей только в глаза, он пробормотал:
— Я ищу…
Конец его фразы был заглушен пронзительным криком, сопровождающимся неожиданным движением: блондинка стремительно схватила прямоугольную дощечку и прикрыла ею лицо. Теперь, вместо того чтобы смотреть ей в глаза, Хартли пялился на табличку с цифрой «1», нарисованной черной краской на белом квадрате.
Его взгляд невольно скользнул ниже. Полные свежие груди. Будто спелая груша. Соски, которых не мог миновать его взгляд, напряжены. Черт побери. Он так давно не касался женщины! Память услужливо подсунула воспоминания о бархатистой, приятно пахнущей женской коже под рукой. Хартли перебросил зубочистку в другой уголок рта. Вопрос о рыжеволосой, собственно, закрыт, но он не мог отвести взгляда от пленительных изгибов этого тела, от бледно-розовой кожи, казалось источающей запах ананасов или яблок, и, наверное, шелковистой, если ее коснуться языком.
— Уходите отсюда! — снова завизжала блондинка, на этот раз прикрывая цифрой «1» свою грудь.
— Извините, — пробормотал Хартли, не выпуская зубочистки. Но с места не тронулся.
После второго крика блондинка, должно быть, поняла, что не защищен низ ее обнаженного тела, и постаралась исправить это упущение — теперь доска закрывала ее бедра. Как ни трудно ему это далось, но Хартли снова поднял свой взгляд и установил с ней, как говорится, «зрительный контакт». Сделал он это, если честно признаться, исключительно потому, что не был уверен, как эта блондина может использовать дальше свою квадратную доску. Но тут он заметил, что подбородок у нее задрожал и она торопливо закрыла доской лицо, как будто не хотела, чтобы он видел ее эмоции.
Конечно, хватит ему тут стоять и пялиться на голую женщину, давно пора уйти. Но он всего-навсего мужчина, а не святой. Легче небу упасть на землю, чем ему отвести от нее глаза.
Его взгляд, медленно скользя по слегка порозовевшей коже, отметил легкую тень под ключицей, быструю пульсацию крови в чувствительной впадинке у основания шеи. Хартли опустил глаза на следующий уровень. Ее груди вздымались от неровного, сбивчивого дыхания.
Леди нервничала.
Ее реакция, можно сказать, послала Хартли в нокаут. Он пошевелился, твердо решив покинуть свой «наблюдательный пункт». Любой разумный мужчина, джентльмен должен наконец понять: ему здесь не место.
К сожалению, Хартли не был ни тем, ни другим.
Его взгляд соскользнул к кудрявящемуся треугольнику между ногами. Где-то в самом уголке сознания мелькнула мысль, что его цвет не соответствует цвету волос на голове. Но эта мысль тут же ушла, вытесненная более пикантными подробностями, сохраненными, оказывается, его въедливой памятью. Он стоял, поводя языком по внутренней стороне щеки и припоминая сладостный, терпкий запах женских духов…
Ты здесь по делу, приятель, напомнил себе Хартли. Тебе никто не поручал составлять опись женского тела.
С явной неохотой, точнее сказать — с отвращением, Хартли вернул свой взгляд к большой цифре «1», прикрывавшей лицо.
Колени Джоди дрожали.
Ей было стыдно: единственным мужчиной, который видел ее голой, был Рик. Но, если быть до конца честной, она дрожала еще и от возбуждения, которое вдруг набросилось на ее тело. Никогда прежде ей не доводилось бывать в такой ситуации: она обнаженная, наедине с самоуверенным, сексуальным мужчиной.
Чтобы унять дрожь, Джоди свела колени и поглубже засунула пальцы ног в носки босоножек на огромных каблуках, в которых, тренируясь, расхаживала весь день.
Нужно было запереть дверь! — пронеслось у нее в голове. Но теперь уже поздно. Главное сейчас — устоять на ногах. А потом все образуется. Только бы не свалиться! А дальше… О том, что будет дальше, лучше не думать.
Джоди на миг представила себя стоящей под ярким светом ламп, усиленным отражающими устройствами на стенах, — полураздетая, под взглядами сотен людей…
Она испуганно взглянула поверх своего «щита» и увидела пышную гриву темно-русых волос, не подчиняющихся, должно быть, никакому гребню. Непокорных, неукротимых, как, по-видимому, и сам их хозяин.
Джоди мысленно застонала и уткнулась лбом в белую доску, не зная, что делать — то ли закрывать ею лицо, то ли тело. Но, если опустить доску, этот тип заметит, насколько она испугана и унижена. А это унизительнее, чем если он увидит ее обнаженное тело.
Она припомнила, как несколько дней назад стояла в прихожей собственного дома, завернутая в прозрачную ткань и в тех же самых босоножках на высочайших каблуках. Не нужно ей было смотреть тогда в глаза мужчины, за которого она собиралась выйти когда-нибудь замуж, потому что в его взгляде она увидела только глубокое самодовольство, холодность и полное равнодушие.
