– А я, дура, уши развесила. Поверила. Опять одна...
«Я с тобой».
– Спасибо, ангел.
Перышко и не думало реагировать, словно оглохло. Значит, не каждая благодарность идет в зачет. Хитро придумано.
Шмыгнув носом, Тина упрямо заявила:
– И все равно должна убедиться сама. Как угодно.
«Хорошо, я попробую. Только оберегай себя».
– Это еще почему?
«У тебя будет ребенок».
Тина не сразу поняла, перечитала строчку и прошептала:
– Не может быть... Я ничего не чувствую. Ты ошибся.
«Еще слишком рано. Недели через три. Их еще надо прожить».
– Значит, правда?! Хотя ты же ангел, все знаешь... Это... Это такое счастье, ангел!
«Я рад, что ты рада».
– Ты не понимаешь. При чем тут радость? Теперь мне есть ради кого жить! Я сейчас заору!
«Пожалуйста, не надо!»
– Кто?
«Девочка»...
– Ура-а-а-а, – прошипела Тина и чмокнула ноутбук. – Ты не представляешь, каким счастьем меня наградил. Лучший подарок в день рождения. Подожди, я ведь не знаю, как тебя зовут. У тебя есть имя, мой ангел?
«Тиль».
– Какое красивое! Самое замечательное имя! Такое девчоночье. Назову в честь тебя дочку, чтобы ты и ее защищал. Будешь для нее как отец. Нет, лучше отца. Моя малышка вырастет среди такой любви... Я уже ее люблю. Она никогда не узнает, что такое быть ребенком, который безразличен матери... Тиль и Тина – как перезвон колокольчиков. Я ужасно счастлива!
«У тебя есть место, куда можно уехать?»
– Конечно. Тиль, дорогой, а можно тебя спросить...
«Не советую искать того парня».
– Да пошел он! Альфонс дешевый.
«Ты действительно умная».
– Спасибо за комплимент... Это же надо: с первого раза и залет. Да что я чушь несу... Огромное счастье. Я ее ужасно полюблю.
«Я знаю».
– Откуда? Я ведь только что об этом узнала?
«Я видел кое-что важное. Тебе пора заботиться о себе. Я могу очень мало. Советую уезжать».
– Ладно, но ты обещал доказательство. Когда?
«Завтра».
– Так долго. Ладно, потерплю. Тиль, а скажи: как у ангелов с...
«Извини, меня срочно призывают».
Сколько потом девочка ни стучала по ноутбуку, хныча и жалуясь, писем не было.
XXVIII
На обломке какого-то римского цезаря восседал 898-й, печально давя подбородок. 897-й разместился на поверженном идоле какого-то императора без головы и беззаботно насвистывал мотивчик. Сведенборг нетерпеливо колошматил носком туфли постамент, на котором возвышались сапоги безвестного вождя.
Завернув лихой кульбит среди остатков монументов, Тиль затормозил Мусика рядом с палкой учителя.
– Опаздываете, молодой ангел, заставляете ждать. Соскучились по И.Н.? Так я вам быстро напомню, влеплю и не подумаю! И обретенные крылья не помогут!
– Простите, герр...
– Марш на место!
Тиль примостился на углу памятника забытому герою. Сокурснички даже не кивнули.
– Итак, мальчики, – Сведенборг потряс палкой, как дирижер полкового оркестра. – Подведем итог. Рассмотрим, как справились с первыми овечками. Начнем по порядку. 898-й, докладывайте.
Погибший капитан тяжко вздохнул:
– Овечка играла в подпольном клубе за наличные. Сорвала большой куш, около двух миллионов. Вышла с сумкой денег на темную улицу, получила битой по затылку. Череп раскололся пополам. Умерла сразу. Если бы задержалась или вызвала такси, осталась цела.
– Почему не остановил, 898-й?
– Извините, герр Сведенборг, не мог терпеть, чтобы она совращала монахинь.
– А что нам скажет уважаемый ангел 897-й? – Палка нацелилась на аса-камикадзе.
– Выпала из окна! – радостно сообщил он.
– Сама?
– Конечно нет! Была облава на торговцев детской порнографией, первым ворвался полицейский, у которого погибла семья. Ну и он... отомстил. Выпустил всю обойму. Изрешетил как мишень. На ней живого места не осталось.
– Овечке нельзя было помочь?
– Разумеется, можно. Ушла бы по черному ходу, осталась цела. Но зачем? Чтобы дальше занималась грязью?
– Прекрасно. Ну а сэр Тиль чем порадует?
– Пока нормально.
Сведенборг искренно удивился:
– Хотите сказать, что еще не успели ее приговорить?
– Спасал, как мог.
Учитель крякнул, сделал круг, очевидно, борясь с растерянностью, и, наконец, заявил:
– Будем считать это исключением, подтверждающим правило... Вы, кадеты, заработали опыт и кучу штрафных. Вы познали, что овечки – отвратительные, злобные и похотливые создания, которые делают что захотят. Все и всегда. Они не слышат ангела, так что штрафные никогда не списываются. Только теперь, когда насладились властью ангела назначать приговор и возмездие, всего лишь наблюдая и не вмешиваясь, вы способны усвоить Третий закон ангелов, – Сведенборг обвел суровым взглядом учеников. – Он гласит: ангел не должен влюбляться в овечку. Все ясно?
897-й поднял руку:
– Что полагается за нарушение?
– Штрафные, разумеется.
– И все?
Резкий удар палки отшвырнул солидный обломок истории. Сведенборг помрачнел:
– Одно и то же. Никто из молодых ангелов не верит в серьезность Третьего закона, пока сам не обожжется. Знайте, кадеты, Третий закон – самый важный. И самый страшный. Последствиями, разумеется. Из-за него ангелы делают необратимые глупости. О которых жалеют вечно. Любить овечку – самое тяжелое испытание для ангела.
– Герр учитель, можно пример? – спросил и без того грустный 898-й.
– Что за негодяи недоверчивые! – вскричал Сведенборг. – Однажды к мерзкому композиторишке, нотному пачкуну, явился человек в черном и заказал «Реквием». Бездельник и прощелыга написал, но заказчик за работой не явился.
– И что? – не понял 897-й.
– Это был Ж-ангел! Замечательный, умелый, сильный. Ей оставалось совсем немного до Хрустального неба. Но она влюбилась в эту паршивую овечку и увидела в вариантах близкий конец. Что она должна была
