Лавчонки находились всего в нескольких ярдах от нее. Оливия встала на четвереньки и поползла к ближайшей двери.
Еще секунда – и она оказалась в вонючей, удушливой тьме. Хлипкие крыша и стены тряслись от грохота пробегавших мимо ног. Она не видела людей, оказавшихся вместе с ней в тесном помещении. Только слышала тяжелое, прерывистое дыхание.
Шум становился все громче. Даже сюда проникал запах крови.
Стоит кому-то швырнуть на крышу горящий факел, и хижина сгорит вместе со всеми укрывшимися в ней людьми.
Оливия прижала ладони к полу, молясь о том, чтобы этот ужас скорее закончился.
Дверь задрожала, и по прогнившим доскам сползло тяжелое тело.
Прошла целая вечность, прежде чем крики и вопли затихли вдали.
Оливия огляделась. Подождала, пока глаза привыкнут к темноте. В углу скорчился старик. Рядом сжалась женщина. Оба с неприкрытым ужасом таращились на Оливию, словно это она устроила побоище едва ли не на пороге их лавчонки.
– Похоже, они ушли, – нерешительно пробормотала Оливия.
Старик что-то неразборчиво бормотал, не выказывая ни малейшего желания выйти из угла. Женщина нервно вскочила.
– Вы говорите по-английски? – спросила Оливия, боясь, что не сможет открыть дверь, которую подпирал мертвец. Ее вопрос был встречен непонимающими взглядами. Девушка вздохнула.
– Дверь, – повторила она, постучав по доскам. – Пожалуйста, помогите ее открыть.
Ей необходимо выбраться наружу. Нельзя сидеть здесь подобно загнанной крысе, скрываясь в вонючем мраке, пока над головой не загорится крыша. Сейчас на улице остались только мертвые и умирающие. Ходьбы до собора минут десять, а может, и меньше. Если она не выйдет немедленно, другого шанса может не представиться.
Оливия налегла плечом на дверь. Она чуть приоткрылась, но труп по-прежнему загораживал дорогу, не давая выйти.
– Дверь! – нетерпеливо воскликнула она. Китаянка продолжала настороженно смотреть на нее.
Наконец она медленно направилась к Оливии. Та снова налегла плечом на доски.
– Толкайте. Вот так, – показала она.
Женщина кивнула и под бессвязный лепет старика стала помогать Оливии.
– Вот так! Правильно! – благодарно воскликнула девушка. – Толкайте!
На этот раз дверь приоткрылась чуть шире. Потревоженное тело откатилось в сторону, и Оливия, передернувшись, подобрала юбку и перешагнула через него.
Зрелище, открывшееся ее глазам, было настолько жутким, что она прижала руки ко рту. Земля пропиталась кровью. По всей улице валялись убитые и умирающие. Из темных лавчонок выбирались те, кому повезло уцелеть. Искали друзей и родных. Повсюду слышался тихий жалобный плач, от которого мороз шел по коже. Никогда ей не забыть сегодняшнего дня!
Охваченная отчаянием, Оливия снова поплелась в направлении собора. При мысли о том, что она может там обнаружить, ее трясло от ужаса.
На улицу галопом вылетели всадники, на этот раз не воины генерала Дун Фусяна, а «маньчжурские знаменосцы» во всем своем варварском великолепии. Они ехали по трупам и раненым. Флажки гордо развевались. Эти люди были готовы к войне. Вооруженные винтовками и карабинами, они направлялись к посольскому кварталу.
Едва смея дышать, Оливия наблюдала, как они проезжают мимо. Несчастные дипломаты! Отныне «боксеры» – наименьшая из их бед. Как и предсказал Льюис, вдовствующая императрица открыто поддержала мятежников. И теперь посольствам придется выстоять не только против мечей и копий, но и против хорошо обученных солдат и современного вооружения.
Волна за волной накатывала на улицу. Глаз резали яркие цвета мундиров и эмблем. Алые шаровары, расшитые огромными черными драконами, золотые с красным и желтые с голубым знамена, треугольные и квадратные: варварская мешанина цветов и форм. За всадниками шла пехота, чьи мечи выглядели старомодными и устаревшими по сравнению с карабинами, висевшими на плечах кавалеристов. Сотни и сотни воинов! Целая армия, имеющая приказ напасть на квартал площадью в квадратную милю, защищенный мешками с песком, сшитыми из пирамного шелка и камки.
Минуты текли, но строй пехотинцев все никак не кончался, и Оливия с ужасающей ясностью поняла, что не сможет вернуться в посольский квартал. Еще полчаса, и он окажется в осаде. Если двери собора не откроются, Оливии некуда будет идти. Негде скрыться.
Наконец прошли последние солдаты, и Оливия возблагодарила Бога за тучи пыли, поднятые конскими копытами и сапогами. Толпа вновь хлынула на улицу, и она слилась с общей массой. Но стоило ей продвинуться на дюйм, как ее отбрасывало на ярд. Украшенный резьбой фасад собора в готическом стиле маячил совсем близко, но она никак не могла добраться до окружавших его стен, не говоря уже о дверях.
Пепел дождем осыпал людей и землю. То и дело возникали все новые пожары. Воздух сгустился от дыма. Девушка снова и снова проталкивалась вперед, но ее оттесняли от собора все дальше.
Оливия терзалась дурными предчувствиями, сходила с ума от паники. До окончания срока ультиматума оставался час. И тогда не только «боксеры», но и войска ринутся в атаку. На улицах и площадях вместо крестьян появятся «маньчжурские знаменосцы», и Оливию либо удушат в давке, либо всадят в лоб китайскую пулю. Хоть бы встретить соотечественника! Вместе они смогли бы пробиться к собору.
Двери и ворота собора были закрыты, а враждебность людей, теснившихся вокруг, все больше росла. Похоже, они винили в смерти своих близких и в случившейся бойне тех, кто успел скрыться за массивными стенами.
