– Если ты можешь влюбиться так быстро, то можешь и разлюбить так же быстро.
– Ты этого боишься?
Он на мгновение стиснул меня еще крепче, а потом медленно отошел назад.
– Не знаю. Да. Нет.
Мне хотелось узнать, в кого он был влюблен прежде и почему закончились те отношения. Сколько времени ему потребовалось, чтобы оправиться после расставания. И сколько раз это с ним происходило. Но я не спрашивала ни о чем.
Алекс повернулся ко мне:
– Когда я познакомился с тобой, ты еще любила Патрика.
Это был не упрек, а сущая правда, но я снова почувствовала себя неловко.
– Любить и быть влюбленной – совершенно разные вещи.
– Пустая игра слов, – мрачно заметил Алекс. – Ты все еще любишь его?
– Я не разговаривала с Патриком несколько месяцев, Алекс. Неужели тебя действительно это еще волнует?
– Нет.
Мне оставалось только поверить Алексу – только потому, что до сих пор еще ни разу не удалось уличить его во лжи.
– Я люблю тебя, – произнесла я. – Не знаю, как или почему это произошло. Бог его знает почему, ведь ты точно не был номером один в списке парней, с которыми я могла попытать счастья.
Я предупредительным жестом вскинула руку прежде, чем Алекс смог ответить, и добавила:
– Но я знаю, что ты – не Патрик. И понимаю, что между нами все иначе. Я верю тебе, когда ты говоришь, что не лжешь.
– Я никогда не утверждал, что не лгу. Черт возьми, я лгу все время. Я лишь говорил, что не буду лгать тебе.
– Так что же отличает меня от остальных? – Я проглотила и гнев, и слезы, и все, что в конечном итоге могло бы привести нас к ожесточенной ссоре.
– Я не знаю, – ответил Алекс. – Ты просто есть. Я чувствую так, потому что хочу, чтобы ты была. Просто хочу, чтобы ты была в моей жизни.
– Тогда этого вполне достаточно, верно?
Мы молча смотрели друг на друга, стоя на расстоянии вытянутой руки, но сейчас эта дистанция казалась чуть ли не пропастью. Алекс первый сделал шаг вперед, чтобы взять меня за руку. Его длинные, сильные пальцы сжали мои.
– Я хочу, чтобы наши отношения развивались.
Мои губы растянулись в улыбке.
– Я тоже.
– Мне нужно собираться, – сказал Алекс спустя несколько минут, когда мы от души нацеловались, наобнимались и закончили со всеми этими любовно-сентиментальными штучками. – Хочешь помочь?
– Тебе явно не нужна моя помощь.
– Это правда. Но ты можешь поговорить со мной, пока я буду укладывать вещи.
Я потянулась на цыпочках, чтобы поцеловать уголок его рта. Еще совсем недавно я с готовностью согласилась бы на это предложение и отправилась с Алексом заниматься любовью среди груд его нижнего белья и носков. Теперь я лишь покачала головой и, сжав ягодицы Алекса, шутливо пихнула его в грудь.
– Мне нужно кое-что доделать здесь. Позови меня, когда закончишь.
Алекс был слишком умен и прекрасно понимал мои чувства, однако спорить не стал. Он лишь настоял на том, чтобы опять поцеловать меня. Потом проводил к двери и еще раз остановил поцелуем, уже на самом пороге.
– Во сколько ты завтра уезжаешь?
– Рано утром. Мне нужно быть в аэропорту в шесть.
– Я отвезу тебя, – предложила я. – Тогда тебе не придется бросать там свою машину.
– Ты не должна этого делать. Но – хорошо, договорились, – улыбнулся он.
И снова поцеловал меня.
– Должно быть, с моей стороны это и есть настоящая любовь – встать ради тебя ни свет ни заря. Ты ведь знаешь это, правда?
– Знаю, – кивнул Алекс.
Когда Алекс уехал, у меня вдруг образовалось много времени. Я использовала его с толком, занимаясь уборкой своей квартиры и работой в студии. Я пахала на полную смену в «Фото Фолкс» каждый день и умудрилась втиснуть в свой напряженный график несколько частных фотосессий – точно так же, как и пару заданий по рекламным кампаниям. Местные проекты оплачивались не слишком хорошо, но это все-таки было лучше, чем ничего, и я поклялась вложить каждый заработанный цент в свое дело. Вот так: жить, чтобы работать, работать, чтобы жить.
А еще я наверстывала упущенное в чтении. Одолела несколько романов, но главным образом – научно-популярную литературу. «Как быть евреем». «Иудаизм для «чайников». И еще несколько других, нерелигиозных книг о принципах консервативного иудаизма.
Мне казалось, что это был некий компромисс, нечто между ничем и… всем.
Я думала, что начинаю постигать религию – постепенно, шаг за шагом. Не внезапно, не сразу – впрочем, что в этом мире происходит сразу, кроме, возможно, любви? И кстати, даже на осознание своих собственных чувств нужно время.
Я скучала по Алексу.
Не только по его губам и рукам или этому прекрасному, восхитительному члену. Не только по его ехидной улыбке и манере говорить смешные вещи с невозмутимым видом. И не только по тому, как он говорил это свое «черт» – без раздражения, выражая в одном только слове множество чувств и эмоций.
Я скучала по тому, как он тихонько стучал в дверь моей ванной перед тем, как войти, хотя меня никогда не смутило бы его невольное вторжение. Скучала и по тому, как он останавливался у полки в магазине, чтобы взять мороженое, которое я любила. И по тому, что он не забывал забрать почту – и никогда, никогда не вскрывал мою корреспонденцию, хотя я, вероятно, вряд ли смогла бы удержаться от искушения на его месте. Я скучала и по мелким деталям, связанным с Алексом, и по нему самому, целиком.
Он не звонил, но время от времени присылал мне довольно откровенные, сексуальные сообщения. Не каждый день. Но и не редко.
– Что-то ты плохо справляешься, – заметила Сара, взглянув на сэндвич с тунцом, который я купила в пиццерии J & S Pizza, расположенной вниз по улице.
– Что?
– Сама посмотри. – Она показала на мою тарелку. – Ты почти ничего не ешь.
Я погладила себя по животу:
– Спасибо, я и так нагрузилась печеньем.
Сара засмеялась:
– Рада, что кто-то с ними расправился! Я напекла так много противней печенья с арахисовой пастой, что теперь меня воротит от одного его запаха!
– Да, ничего хорошего из этого не вышло, – отозвалась я, и сама толком не зная, о чем именно говорю: о кулинарных подвигах подруги или ее личной жизни.
Сара пожала плечами:
– Возможно. Но это уже не важно. Все кончено. Даже до того, как началось.
Я ощутила резкий укол совести. В последнее время я была так поглощена Алексом, что мы с Сарой пересекались не так часто, как раньше. Подруга не жаловалась, не заставляла меня чувствовать себя виноватой, и я была спокойна, зная, что она занята своими собственными делами – Сара была не из тех, кто будет сидеть сложа руки. Я чувствовала себя еще более виноватой за то, что не замечала, как она ни разу не упрекнула меня в невнимании.
– Я его знаю?
– Нет. Черт, я и сама едва его знаю. – Сара собрала пальцем крошки своего сэндвича и отправила их в
