– Тогда ты мог бы дать мне почитать что-нибудь из того, что написал, если хочешь, конечно. – Я заглянула в посылку, но не обнаружила ни записки, ни открытки – Чад прислал только тетрадь.
Гевин перелистнул еще несколько страниц.
– Может быть. Эй! Тут картинки!
Он поднял тетрадь, чтобы я могла увидеть портрет бесстрашной принцессы, выполненный цветными карандашами. Рядом с ней был изображен ее верный друг и спутник Юник. В общем-то он был больше похож на мула с каким-то деформированным выростом на голове, чем на единорога. Горло у меня сжалось при виде этих картинок, выполненных детской рукой в далеком прошлом.
– «Принцесса-бродяжка и Мусорный Монстр», – прочитал Гевин, листая страницы. – «Принцесса и Хрустальная башня».
Она выбралась из нее с помощью молотка.
– «Принцесса и Черный рыцарь».
Это уже был конец тетради.
Кошмар, как давно это было. Почти забылось, но не до конца. Я потянулась к книге.
– Думаю, нам лучше вернуться к покраске, Гевин. Все-таки завтра у нас обоих рабочий день: тебе в школу, мне на работу.
Я убрала книгу обратно в конверт, не глядя на Гевина. Я и без того знала, что он слегка ошарашен моей резкостью, может быть, даже почувствовал себя жутко неловко, но я не стала обращать на это внимания. Положив конверт с заключенной в него принцессой в свой стол, я вернулась в столовую.
Позже, оставшись одна и приняв душ, чтобы избавиться от запаха краски, я снова вытащила «Принцессу-бродяжку». Она была бесстрашной, эта светловолосая принцесса с голубыми глазами, которым завидовало небо. Храброй и сильной. Она бежала из Хрустальной башни, победила Мусорного Монстра, побывала в королевстве Радужных людей и освободила их от злой шахматной колдуньи. Она была уверена в себе, всегда полна оптимизма и готова улыбнуться и засмеяться в любую секунду, пока не повстречалась в самом конце с Черным рыцарем, укравшим ее улыбку.
Почему она утратила уверенность и перестала радоваться каждому дню? Почему она стала бояться? Этот вопрос был не так актуален, как другой.
Почему я стала такой?
Когда зазвонил телефон, я осталась сидеть на месте – кино по телевизору и попкорн на коленях показались мне куда заманчивее, а моя мать может поговорить и с автоответчиком.
Но когда включился автоответчик и я услышала мужской голос, попкорн полетел на пол, я вскочила и бросилась к телефону. На секунду у меня мелькнула мысль, что я веду себя в точности как девчонка, что с замиранием сердца ожидает звонка именно
– Алло, – сказала я в трубку, стараясь, чтобы голос звучал как можно небрежнее и не выдал моего волнения.
Прошла неделя с того дня, когда я объявилась на пороге дома Дэна, имея из одежды лишь плащ и белье. Неделя с того момента, когда я ушла, пока он спал. Он не звонил. Я тоже, хотя несколько раз набирала номер его телефона и бросала трубку – вела себя ну в точности как школьница.
– Что на тебе надето?
Я посмотрела на себя. Мягкая фланелевая пижама, сто раз стираная-перестираная, отчего клетчатый черно-белый узор превратился в серо-белый.
– А что ты хочешь, чтобы на мне было надето?
Голос Дэна немного изменился – мне показалось, что он улыбнулся.
– Ничего.
Казалось бы – обычный такой флирт, пусть даже по телефону, и в нем нет ничего особенного, но я вдруг почувствовала, словно мои легкие наполнились воздухом. Я хочу сказать, только тогда я осознала, что слушаю его затаив дыхание.
– Ничего, кроме улыбки.
– И часто ты сидишь дома без одежды?
– И часто ты звонишь женщинам без предупреждения и, не представившись, любопытствуешь, что на них надето?
– Нет. – До меня донесся какой-то шорох, словно Дэн приложил трубку к другому уху. – Но ты и так знала, что это я, когда брала трубку, верно?
– То есть мне звонит не Брэд Питт? Какая жалость.
– На тебе правда ничего нет, Элли?
Я засмеялась.
– Нет. А что?
– Почему ты ушла не попрощавшись?
Я взглянула на пол, увидела разбросанный по нему попкорн, и моя улыбка увяла.
– В тот момент это показалось мне самым простым и удобным.
– Разве что только для тебя.
– Да, Дэн. Для меня.
Он молчал, но трубку не вешал. Как и я. Не говоря уже о том, что это было бы не просто невежливо, а грубо. От меня не ускользнула и заключенная в этом ирония. То, что я могла спокойно уйти, не сказав «счастливо», но не могла так же запросто повесить трубку.
– Я хочу, чтобы ты со мной кое-где побывала, – наконец сказал он. – Мне нужно свидание.
Я подумала.
– Это срочно?
– Типа того. Да.
Я продолжила разговор, одновременно убирая разбросанный по полу попкорн.
– И ты думаешь, что для этого свидания нужна я?
– Ты подойдешь лучше, чем кто-либо, Элли.
– Знаешь, не всегда можно выехать на лести.
– Но это может служить неплохим стартом. – В трубке снова раздался какой-то шорох, и я заинтересованно прислушалась, пытаясь понять, чем он занят. Мне было легко представить его ерошащим свои волосы – я уже знала некоторые его привычки, по-прежнему почти ничего не зная о нем самом. – Ты хочешь это сделать для меня.
Я перестала собирать хлопья с коврика.
– Я хочу?
Его голос снова изменился, стал чуть более приглушенным и зазвучал глуше.
– Думаю, что хочешь. Да.
– И что конкретно я хочу?
– Ты хочешь надеть что-нибудь потрясающее и завтра вечером кое-куда со мной выбраться.
– Кое-куда? – У меня было кое-что подходящее под категорию «потрясающее». К тому же не имела планов на завтра.
– Мне нужно на ужин. Формальный.
– И ты хочешь взять с собой меня? В чем-нибудь потрясающем. – Я подумала. – Что ты считаешь потрясающим? В моем гардеробе нет ничего подходящего для формального ужина.
– Тогда тебе доставят в офис. Ты наденешь то, что я выберу. И пойдешь со мной на этот ужин.
Значит, с него платье и ужин. С меня только компания. Что-то меня настораживало.
– И если я сделаю это для тебя, – начала я не потому, что у меня появился личный интерес, а потому, что так диктовала логика, – то что получу я?
– Если ты для меня это сделаешь, то я снова тебя трахну.
Без всяких обиняков. Но почему-то от этой прямоты мой желудок ухнул куда-то к ногам и я негромко выдохнула.
– Ты бесконечно уверен в себе.
– Ты сказала, что зайдешь настолько далеко, насколько я не отступлю. Ты передумала?
Настолько далеко, насколько он не отступит.
