первым, как и у того типа, который принес его в дом. Но сначала ему нужно перебраться через тело, распростертое на лестнице.
Найт сбежал вниз, напоминая разъяренного носорога, но преступник спокойно, не трогаясь с места, дожидался его. Только когда останавливаться было уже поздно, Томас увидел у него в руке блеснувшую сталь: боевой нож, профессиональный на вид, извлеченный бог весть откуда. Убийца полоснул лезвием, и Найт почувствовал, как оно прочертило у него на руке длинную полосу. Боль обожгла так, словно сталь была раскаленной, и Томас отпрянул назад. Он по-прежнему находился на две ступени выше противника, и инстинкт подсказал ему нанести удар ногой изо всех сил.
Босая ступня попала убийце в висок и опрокинула его. Не обращая внимания на кровь, струящуюся по руке, Найт бросился на распростертого врага.
Тот сделал выпал ножом. Томас отшатнулся и тотчас же пожалел о своем безрассудстве. Лезвие полоснуло воздух, и Томас неуклюже упал на бок, уворачиваясь от него. Меньше чем через секунду он вскочил на ноги, лихорадочно озираясь в поисках пистолета.
Оружие лежало под кушеткой у камина в гостиной. В два прыжка Томас добрался туда, схватил ствол, развернулся и направил его на открытую дверь прихожей.
И снова наступила темнота. Незнакомец выключил свет. Найт сидел на корточках, направив пистолет на дверной проем, и ждал.
Какое-то время ничего не происходило, затем в дверь метнулось черное пятно. Томас успел разглядеть другое оружие, маленький револьвер. Тут черный глаз извергнул ослепительную бело-желтую вспышку и ревущий звук. В ответ Найт дважды вслепую нажал на спусковой крючок. Только теперь до него дошло, что он ранен.
Глава 16
Сначала пришел шок, затем боль. Оба ощущения удивили Томаса своей интенсивностью. Пуля попала в правое плечо. Найт не мог сказать, прошла ли она навылет, но ему показалось, что ключица раздроблена. Он привалился к стене, рассеянно гадая — какой же это абсурд! — останутся ли на краске подтеки от крови. Томас не собирался умирать, конечно, если убийца не вернется, чтобы его прикончить. Только не сегодня. Какие бы повреждения ни нанесла пуля, не было ни хлещущей крови, ни нехватки воздуха, а это означало, что жизненно важные органы не задеты. Пришла только боль.
«Что ж, это хорошо, — подумал Найт. — Лишь бушующая, обжигающая, кричащая боль. Можно сказать, мне повезло. Гип-гип-ура…»
Нужно добраться до средств связи. Единственным аппаратом внизу был радиотелефон на кухне, всего в нескольких ярдах, но Томасу совсем не понравилась мысль ползти обратно в темную прихожую. Он понятия не имел, где убийца и в каком состоянии тот находится. Найт выстрелил дважды. Пистолет был большой и тяжелый, калибра девять миллиметров. Томас прикинул, что если хотя бы одна пуля попала в нападавшего, то тот убит или умирает.
«Затаился и ждет, когда ты приползешь, чтобы тебя прикончить».
Найт прислушался, но не разобрал ничего, кроме собственного дыхания. Не стало ли ему труднее дышать? Сделав глубокий вдох, Томас ощутил резкую боль, не в плече, куда попала пуля, а ниже, ближе к середине груди. Он сделал еще один вдох, и боль вернулась. Дыхание давалось с трудом, словно он пытался втягивать воздух через соломинку.
«Наверное, это шок», — подумал Найт.
Его руки и лицо были холодными и липкими. Он вспотел сильнее, чем этого заслуживала схватка. Но больше всего Томаса беспокоило дыхание. Оно стало частым и неглубоким, и каждый новый глоток воздуха давался все с большим трудом. Кроме того, Томас поймал себя на том, что расслабляется, несмотря на боль, все его тело тяжелеет, увлекаемое куда-то теплым, черным течением.
«Спать, — подумал он. — Вот все, что мне нужно. Отдохнуть».
Его веки задрожали, затем сомкнулись.
Томас сделал над собой усилие, чтобы остаться в сознании. Открыв глаза, он глубоко вздохнул, и ему показалось, что у него в груди что-то разорвалось. Найт не получал достаточно воздуха. Он сделал еще один жадный глоток, но теперь было уже очевидно, что его легкие не раскрывались должным образом.
Что-то случилось. Радость по поводу того, что все ограничилось одной болью, оказалась преждевременной. Пуля задела что-то внутри. Легкие наполнялись кровью. Томас подумал, что умрет, если не доберется до телефона в ближайшие пару минут. Быть может, он не выживет даже в том случае, если доберется.
Глава 17
Томас повалился на бок, затем перекатился на колени. Осторожно, стараясь не обращать внимания на боль в плече, он пополз к двери, продолжая сжимать в руке пистолет. Найт понятия не имел, сколько патронов осталось в обойме, и не знал, как это проверить, но все равно не расставался с оружием. Томас хотел сразиться с преступником, если тот оставался здесь, хотя и сознавал, что шансов одержать верх у него не будет никаких. Лучше бы тот подонок погиб или скрылся. Найт с трудом передвигался и не был уверен в том, что у него вообще хватит сил поднять пистолет и прицелиться. Его правая рука повисла безжизненной плетью, поэтому Томас переложил пистолет в левую. Он отдавал себе отчет в том, что даже с оружием в правой руке стрелок из него был никудышный. Теперь, когда ствол в левой, получится только еще хуже. Он мысленно позавидовал тем бейсболистам, которые запросто перехватывают биту из одной руки в другую…
«Вот так-то оно лучше, — сказал себе Томас. — Думай о бейсболе. Не зацикливайся на боли, на собственных легких. Представь себе, что ты на стадионе…»
Теперь он уже не столько дышал, сколько задыхался, с трудом делая слабые, хриплые вдохи и выдохи, отзывавшиеся пронзительной болью в груди. Ему становилось только хуже. Добравшись до двери, Найт выглянул в темную прихожую, выставив перед собой пистолет, как будто от него мог быть какой-то толк.
Нападавшего типа нигде не было видно.
Это хорошо. Плохо то, что до кухни нужно было проползти еще пять ярдов и затем как минимум столько же до телефона, висящего на стене. Томас с трудом мог двигаться. Ему ни за что не удастся встать и снять трубку.
«Лучшие игроки на поле. Настрой боевой, надежда еще остается».
Томас подумал о Куми и о том возрождении отношений, которое началось у них год назад. После стольких лет разлуки они наконец предприняли еще одну попытку, и эта хрупкая истина была лучшим, что случилось с ним за последние десять лет. Найт снова пополз вперед. Боль усилилась. Он решил, что не доберется до телефона.
С огромным трудом Томас преодолел ярд, затем еще один. Когда он добрался до двери, силы покинули его, и он тяжело рухнул там, где деревянные доски встречались с холодными каменными плитами кухонного пола. Его охватила дрожь, он почувствовал непреодолимое желание остаться на месте, заснуть, избавиться от происходящего как от тяжкого похмелья, проснуться уже здоровым, полным сил.
«Просто полежи, — подумал он. — Выдохни. Тебе не помешает немного поспать».
Томас снова поднялся на четвереньки, словно выполняя сотое отжимание. Плечо отозвалось пронзительной болью, рука подогнулась, но ему удалось удержать равновесие. Свет с улицы почти не проникал в окно, то самое, за которым он увидел мертвое лицо Даниэллы Блэкстоун, умолявшей впустить ее в дом, но Найту показалось, что кожа у него на руках начинает синеть.
«Плохи твои дела», — подумал он.
До телефона все еще оставалась тысяча миль, он парил где-то вдалеке, вне досягаемости. На глаза
