— Случайно, не в «Дрейке»?
— В «Дрейке»?
— Это гостиница.
— Ах, — усмехнулась Дебора. — Нет. Ничего такого значительного. Завтра я возвращаюсь в Атланту, затем лихорадочные приготовления к поездке в Мексику.
— Очень мило.
— Хотелось бы, чтобы было так, — согласилась Дебора. — Но это работа. Однако в поле, собственно раскопки, а не встречи с хлыщами в дорогих костюмах, которые собираются оптимизировать доходы, наполнив наш музей электронными динозаврами.
«Все та же самая добрая старая Дебора», — подумал Томас.
— Куми здесь? — спросила она.
Найт вздрогнул и ответил:
— Нет, по-прежнему в Токио. А что?
— Ну, как же, ты ранен и все такое.
— Ты же знаешь, как она занята, — уклонился от прямого ответа Томас. — Кстати, меня сегодня уже выписывают…
— Ты ей ничего не сказал.
Это был не вопрос, поэтому Найт отвел взгляд, затем просто подтвердил:
— Нет.
Покачав головой, Дебора подобрала колени и пробормотала:
— Не понимаю я вас.
— Ты даже не встречалась с ней! — воскликнул Томас.
— Да как я могла с ней увидеться? — выпалила в ответ Дебора. — Вы никогда не бываете на одном и том же континенте, разумеется, кроме тех случаев, когда вам приходится бегать от снайперов. Меня удивляет, что Куми не лежит на соседней койке.
— Я не хочу впутывать ее во все это, — сказал Томас, не желая обсуждать этот вопрос.
— Ты ее защищаешь, — холодно усмехнулась Дебора. — Из того, что я о ней слышала, мне стало ясно, что она в этом не нуждается.
— Возможно, — вынужден был признать Найт. — Просто… все очень сложно.
Он уже рассказывал Деборе о своем неудавшемся браке, о выкидыше, разбившем семью, о попытке пожить раздельно, переросшей в годы изоляции друг от друга, о проникнутых горечью междугородных телефонных звонках, которые в конце концов прекратились, и о годах молчания. Дебора из первых рук знала о событиях прошлой весны, частично залечивших рану, но как можно исправить десятилетие взаимного недоверия и отчуждения, если вместе вы провели всего несколько дней? Дебора была права. Они с Куми практически всегда находились на разных континентах.
— Мы просто еще не дошли до этого, — сказал Томас. — Полагаю, мы идем в ту сторону, но по- прежнему во многом остаемся чужими друг для друга. Нам нужно немало времени, чтобы к этому привыкнуть. Изменить такое положение вещей трудно. Я не хочу, чтобы Куми беспокоилась… Зависела от меня, — добавил он, найдя подходящее слово. — Мы еще не готовы для этого.
— Только не затягивайте слишком долго. Жизнь коротка. Ты, как никто другой, должен это понимать.
Глава 22
Через полчаса Дебора ушла, пообещав не пропадать. Томас побросал свои скудные пожитки в сумку и пнул ее ногой, когда она упала с кровати. Плечо у него по-прежнему было перетянуто бинтами, хотя и не так туго, и каждое движение причиняло боль. Найт уже заканчивал подписывать бумаги о выписке, когда медсестра со строгим лицом принесла ему большой конверт из плотной бумаги.
— Это пришло вам сегодня, — обиженным тоном сказала она. — Оставили в регистратуре.
Имя Томаса было тщательно выведено печатными буквами. Внутри был другой конверт, поменьше, и письмо, написанное от руки.
«Я очень сожалею, мистер Найт, — начиналось оно. — Ничего этого не должно было произойти».
Письмо было большое, но взгляд Томаса отыскал подпись в самом низу второй страницы: «Дэвид Эсколм». У него в груди вставшей на дыбы лошадью поднялась ярость. Ему захотелось порвать письмо или скомкать его и швырнуть в противоположный угол. Но он вздохнул и продолжил читать.
Услышав о там, что Блэкстоун ищет литературного агента, я сделал все возможное, чтобы ее заполучить. Я не имел имени, работал на дому, но, как выяснилось, именно это ей и было нужно. Она оказалась ужасной писательницей, но я рассчитывал, что одной ее фамилии будет достаточно, чтобы книги продавались. Я надеялся, что Блэкстоун вытащит меня из ямы. Раскатал губу.
Затем она явилась ко мне с этим бредом насчет Шекспира, заявила, что у нее есть утерянная пьеса. Она хочет быстро ее издать, чтобы заработать много денег, вот почему она не стала обращаться в крупное агентство. Тогда пьесу увидело бы слишком много народа. Блэкстоун непрерывно болтала о договорах с кино и коллекционных изданиях, рассуждала, что сама станет звездой. Я подумал, что писательница спятила, но затем увидел, что она принесла, и сменил точку зрения. Это была настоящая вещь. Клянусь. Блэкстоун намеревалась показать пьесу кому-нибудь такому, кто заслуживает доверия, и я перечислил ей всех, кого знал. К именитым ученым она отнеслась с недоверием, испугавшись, что они могут прикарманить пьесу, и остановила свой выбор на Вас. Извините.
Затем Блэкстоун исчезла. Я рассудил, что она решила оставить меня за бортом, считал, будто она передо мной в долгу. Я предположил, что пьеса должна быть у нее в номере, потому что она повсюду таскала с собой весь этот хлам: целые коробки с книгами, компакт-дисками и прочим мусором. Я был уверен, что с Вами Блэкстоун не говорила, и решил, что Вы скажете мне, что думаете о рукописи. Я хочу сказать, мы ведь с Вами в каком-то смысле друзья, правда? Я подумал, что с Вами можно проконсультироваться без опаски. Понимаю, это выглядит очень мерзко, и сожалею, что все так произошло. Интернет-страничку ЛАВФ я подделал, чтобы Вы прониклись ко мне доверием.
В общем, рукописи в номере не оказалось. Когда Вы пришли, я сломался, затем узнал о том, что Даниэлла убита, и все пошло к черту. Клянусь, я к этому непричастен. Я не бойскаут, но и не убийца.
Итак, теперь я скрываюсь, и не только от полиции. Из всего этого я смогу выпутаться только в том случае, если кто-нибудь добудет эту чертову пьесу. Мне известно о том, что Вы в прошлом году совершили в Италии и Японии, о той заварушке на Филиппинах, о перестрелке на берегу, когда Вы пытались выяснить, что случилось с Вашим братом. Я читал обо всем и знаю, что Вы сможете мне помочь. Пожалуйста, мистер Найт. Эта задача достойна самого Шерлока Холмса. Если она принесет какие-нибудь деньги, пришлите мне гонорар первооткрывателя, а все прочее оставьте себе.
Я сожалею о том, что втянул Вас в это, но теперь Вы единственный, к кому могу обратиться. Встретимся в Уголке поэтов в 4 часа дня в четверг, 12 июня.
Где?
Единственный Уголок поэтов, о котором когда-либо слышал Томас, находился в Вестминстерском аббатстве в Лондоне. Найт уставился в пустоту, затем вскрыл второй конверт. В нем был билет туда и обратно на самолет до лондонского аэропорта Гатвик и пять тысяч долларов наличными.
— Да ты издеваешься, — пробормотал он, разозлился, стиснул зубы и перечитал письмо.
Эсколм солгал ему, подставил его. По милости этого субъекта Томасу под окна подбросили труп, а затем чуть не убили в собственном доме. Теперь Найт должен собрать все это воедино и не позволить кому-то сломать шею своему бывшему ученику? Пусть Эсколм и не думает об этом.
Затем Томас вспомнил записку, оставленную на доске объявлений конференции в «Дрейке», и решил, что, пожалуй, поступил правильно. Он больше не хотел иметь никаких дел с Дэвидом Эсколмом.