Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового вр

отменить некоторые налоговые льготы, уравнять распределение налогового бремени между регионами и сделать чиновников, собиравших подати, материально незаинтересованными и таким способом избавился бы от всех трудностей. Однако в действительности задача никому не казалась столь легкой.

Большинство исследователей признает, что игнорировать процедуру одобрения в государстве, основанном на сотрудничестве властных институтов, означает создавать дополнительные препятствия в реконструкции подлинных событий эпохи. Однако одобрение было необходимо для придания управлению законного характера. Монархия не просто была слабее устойчивых корпоративных учреждений: у нее не было теоретического обоснования для принятия самовластных решений. Королевские прерогативы не преступали границ частного права, гарантировавшего индивидуальные права и права собственности подданных. «Основные законы» Франции гласили, что их защита была первым и важнейшим внутриполитическим долгом правителя. Поэтому правительство без согласия подданных не могло предпринять того масштабного вмешательства в их права, которое было необходимо для проведения фискальной реформы. Все больше ученых выражают согласие с фактом, что корона не могла ввести новый налог или провести реформу без консультаций с той или иной представительной ассамб– леей.¹ Теоретики могли спорить о том, стоял ли король над законом или

¹ Burley Р. 1989. Witness to the Revolution. Weidenfeld and Nicolson. P. 16-20; Campbell P. R. 1988. P. 8; Behrens С. B. A. 1962-1963. Nobles, Priviledges and Taxes

подчинялся ему, однако на практике сомнений не возникало: частные права защищались законом, который нельзя было изменять без одобрения подданных. Деспотическое управление открывало иные возможности изменять существующие законы. Хотя в XVIII веке эта концепция была, скорее, навязчивой идеей, перевернувшей все устоявшиеся представления, отвращение, которое она вызывала, было неподдельным. Термин «деспотизм» противопоставлялся понятию легитимной монархии и почти всегда имел негативный оттенок, как, например, сегодня слово «фашист».

Заявления об отсутствии во Франции XVIII века консультативных механизмов являются сильным преувеличением. Историков ввела в заблуждение официальная правительственная пропаганда, в которой обычно превозносилась абсолютная власть короны. Только П. Бэрли отметил, что правительство уважало коллективные и индивидуальные права и было заинтересовано в том, чтобы корпоративные учреждения представляли их должным образом.¹ В 1774 году французский государственный секретарь с удивлением говорил британскому послу, что английская пресса и общественное мнение в корне неверно воспринимают и оценивают многие события. Англичанина уведомили, что Людовик XVI не мог приказать освободить арестованного купца: если бы король преступал законные решения, он был бы не монархом, а деспотом. Корона, вопреки утверждениям историков, так никогда и не получила формального права вводить налоги без одобрения. Обычай гласил, что это одобрение могли предоставить только Генеральные штаты. Постоянная талья собиралась согласно решению штатов 1439 го–да.² После 1614 года их существование слишком часто игнорировали, а их деятельность в 1788-1789 годах историки связывали с гибелью старого порядка. Однако Генеральные штаты были неотъемлемой частью ancien re–gime. Вот почему в 1789 году, когда подданные короля Георга III радовались крушению французского деспотизма, Людовик X V I стал свидетелем самых демократических выборов в истории Франции и Англии.

Между последним заседанием и новым созывом штатов, который нередко инициировался членами правительства, например, герцогом Бургундским в начале XVIII века, обычно проходило менее десяти лет. При разработке своего законодательства правительство, как правило, старалось не нарушать прерогативы представительства. Легкость, с которой были проведены выборы 1789 года, свидетельствует о том, что Генеральные штаты

in France at the end of the Ancien Regime // Economic History Review, xv. P. 462; Roberts J. M. 1978. The French Revolution. Oxford University Press. P. 5-6.

• Burley P. 1989. P. 18-20.

2 Durand D. 1976. What is Absolutism? // Hatton R. (ed.) Louis XIV and Absolutism. Macmillan. P. 20; Burley P. 1984. A Bankrupt Regime // History Today. Vol. 34. January 1984. P. 41.

были живым организмом, а не окостеневшим реликтом прошлого. В перерывах между созывами штатов их властные полномочия переходили к парламенту. Таким образом королевская власть, абсолютная в своих прерога–тивных сферах, сталкивалась с финансовыми ограничениями. Процедура одобрения не только придавала законный характер вмешательству в права подданных, но также имела серьезные практические последствия. Сопоставление того, как платили налоги в областях с выборами и в областях со штатами, давало неутешительные результаты. Нормандия была одной из самых богатых провинций, но поскольку подати там взимал присланный правительством элю, норма выплачивалась с трудом. Лангедок был одной из самых бедных территорий, но там налоги распределялись и собирались провинциальными штатами с удивительной легкостью. Суммы, поступавшие из обеих провинций, были одинаковыми.

Эти соображения учитывались, когда в XVIII веке министры старались наладить блокированные или неэффективные консультативные механизмы. В кружке герцога Бургундского считали, что штатам следует отводить в управлении большую роль, чем прежде, и этим во многом предопределили политику столетия. Проект, созданный Лаверди в 1764-1765 годах, предполагал создание системы муниципальных ассамблей, призванных ограничить централизацию, а именно — отказаться от введенной Людовиком X I V процедуры назначения городских мэров королем. Проект предусматривал участие местных жителей в решении локальных проблем, затрагивавших их интересы. По мысли Лаверди, власть передавалась ассамблеям нотаблей, которые избирались депутатами; последние в свою очередь выдвигались профессиональными группами, цехами и корпорациями. Нотабли представляли три кандидатуры на пост мэра, из которых король выбирал одну. В 1771 году эта реформа была прекращена Терраем, новым Генеральным контролером финансов, который объявил, что эта реформа ограничивает королевскую власть, и который, по–видимому, разрабатывал собственную конституционную доктрину. После присоединения к Франции штаты были учреждены в Лотарингии и на Корсике для того, чтобы получить представление о провинциях и обеспечить их лояльность короне. В ходе реформ 1778-1779 и 1787-1788 годов провинциальные ассамблеи были созданы сначала в Берри и Гиени, а затем во всех областях с выборами, где их еще не было. Число депутатов от третьего сословия в этих представительствах было удвоено, а голосование сделано поименным, дабы предотвратить перевес дворянства и духовенства. Хотя активная политика, проводившаяся в отношении консультативных органов, обычно незаслуженно считалась проявлением предсмертной агонии обреченного режима, на самом деле она заставляет нас удивляться тому, что важность этих институтов признавали уже в XVIII столетии.

Если же корона не получала согласия на проведение реформ, она реагировала иначе. Она расширяла полномочия учреждений, призванных оградить подданных от проявления деспотизма, но в то же время на практике осуществляла деспотическое Правление.

РЕШАЮЩИЙ ПЕРИОД МАЛОЛЕТСТВА

Режим, который установился после смерти Людовика XIV, заставляет серьезно задуматься о перспективах развития французской истории в XVIII веке. Регент герцог Орлеанский был принцем крови — самым коварным из всех отпрысков брата покойного короля. Подобно всем свои потомкам и большей части предков, он рвался к трону, проявляя едва ли большую щепетильность, чем его предшественник в XVII веке и его праправнук, которому было суждено добиться успеха. Удивительно, что историки не воспринимают внутрисемейную борьбу более серьезно. Они склонны проявлять больше интереса к финансовым и административным реформам герцога Орлеанского, чем к его фракционным и династическим притязаниям. Однако взятые по отдельности, они искажают представления об оказанном ему противодействии. Проекты реформ неизменно затрагивали материальные интересы корпораций, но прежде чем оказать