Галка, прогнув спину, закинула назад голову и держит у носа мокрый носовой платок.
- Нет, ничего, - говорит она спокойно и выпрямляется. - Все в порядке.
- А ты его не защищай! Это он ее треснул, Пушкарев! - кричит Коля Козловский.
И весь класс взрывается:
- Сперва все узнайте, а потом заступайтесь!
- Он всех околпачил!
- С ним никто не может дружить!
- Зачем вообще его перевели в нашу школу?
- У него все, не как у людей!
- Прославиться хотел! - кричит Тамара.
- Неправда! - вскинулась Галка. - Он первый предлагал позвать Андрюшку, он себе ничего не присваивал… и не командовал, как некоторые…
- Вот видите, - подойдя к ней и опустив руку на ее плечо, думает вслух Виталий, - можно, значит, и так объяснить: человек хотел дружить с вами, собрать вас за своим столом… От одиночества он пошел на эту хитрость, не от хорошей жизни! И в сущности, он мало что выдумал, там больше правды, в этом письме… Парень кожей чувствовал, что где-то люди в беде, только не знал, какие… И я, шляпа, не оценил сразу, не понял… Их мы не спасли, далеко они. Но давайте хоть со своими товарищами обращаться по-человечески! Об этом и хотела говорить с вами Виолетта Львовна, но вы были 'заняты'!
И по глазам Числитель увидел, что эта речь дошла. Если не до всех, то до многих.
- Вот у меня вопрос к Мише Гродненскому. Кто сегодня принес клей и опрокинул на тетрадь Пушкарева?
- Это не я, - хмуро отозвался Гродненский, не поднимая глаз.
- А что Коробов скажет?
- Я не приносил, - с достоинством говорит Андрюша.
- А мне все-таки кажется, что это сделали ты и Гродненский. И не исключено, что Курочкин. Вот, кажется, и все! Поэтому вы трое скажете своим мамам… нет, с мамами я не могу… вы скажете своим отцам, что их вызывают в школу…
- Да, а если он дерется, как ненормальный, - заскулил Гродненский. - Если он меня убьет?
- Я ему скажу, чтоб он поаккуратней. А если отцы не придут - я звоню им на работу. Ясно?
- Мой не придет, - ломким голосом говорит Андрей. - Он занят…
- Что, с утра до позднего вечера?
- Да!
Класс затаил дыхание. Смысл столь напряженной тишины неясен одному Виталию.
- Где же он так много трудится?
- Это нельзя при всех говорить! - крикнул ужасно взволнованный Гродненский.
- Ух ты, как интересно! - удивляется Виталий. - А я потихоньку. - Он вдруг начинает понимать, что это очень важно для ребят.
И он листает классный журнал, водит пальцем по одной из последних страниц. Чутье или догадка, которая сродни вдохновению, владеет им в этот момент.
- Не надо! - заклинает Андрюша. - Я вам потом скажу!
- Ну, не надо, так не надо, - вдруг согласился Виталий и закрыл журнал. - Но у твоего папы вполне приличная работа! Какой смысл ее скрывать? Да и журнал всегда может попасть ребятам в руки - и что тогда?
Тягостная пауза, а потом надсадный Андрюшин голос:
- Да! Там написано: мебельная фабрика номер четыре!
Глаза мальчишек из его компании округлились.
- Ну и что ж такого? - хрипло убеждает Андрей ошеломленный, настороженный класс. - Если человек по правде засекреченный, у него, что ли, на лбу написано, какая его работа?!
- А чего ты разорался? - полушепотом говорит Числитель, прищурив глаза. - Болтун, братец, - находка для шпиона. Я и сам знаю, что эта фабрика секретная: она ж стулья делает не стандартные… а с двойным дном! - Он легко поднял за ножку стул и перевернул его; обитое клеенкой сиденье упало. - Только об этом - ни-ко-му…
И он так значительно предъявил эту дырку в стуле, так загадочно через нее подмигнул, что 6-й 'Б' разразился хохотом.
От этого смеха Коробов сник, как простреленный из рогатки воздушный шар: ясное личико его точно запылилось, сузилось и стали маленькими глаза, даже светлые легкие волосы как будто сереют - и он вскакивает из-за своей парты, несчастный и свирепый…
- Не я принес клей! - хрипло выкрикивает он. - Это вот кто! - Жест в сторону Гродненского. - Курочкин знает! И Тарасюк! И Погодин! Все могут подтвердить! И стих на доске не я писал, а Козлята! А еще в том году Гродненский принес кошку!
- А кто велел? - спрашивает оглушенный этим доносом Гродненский.
- А если б я велел тебе с пятого этажа сигануть?
- Сядь, успокойся, - поморщился Виталий Павлович.
- А отец все равно не придет! Лучше бабушку вызывайте! За меня бабушка отвечает…
Андрей сел, уронив голову на руки, плечи его затряслись. Общее замешательство. Да, поздно Числителю отступать - он в кольце этих сложных интересов, этих раскаленных страстей… А тут еще открылась дверь и вошел Леня Пушкарев - запыхавшийся, бледный, с челкой, похожей на мокрый жгут.
И сразу - тишина.
- Здравствуй, - вежливо говорит Виталий. - Знаешь, нам тебя не хватало… Сядь, отдохни…
Но Лене не до покоя.
- Портфель Виолетты Львовны здесь? - сурово спросил он.
Виталий оглянулся на подоконник.
- Этот?
- Ага… Там у нее валидол… и этот… нитроглицерин!
Он схватил портфель и кинулся обратно, но в дверях столкнулся с директрисой. Она тоже бледна и трудно дышит. Часть класса встала, другая сидит в оцепенении.
- Уже не надо, Леня, спасибо тебе, садись… Хорошо, что вы здесь, Виталий Палыч, я думала, ребята одни. За Виолеттой Львовной приехала 'скорая'… Сердечный приступ… Ничего, ребята, не беспокойтесь, это бывает. Занимайтесь…
И Нина Максимовна мягко прикрыла за собой дверь.
- Допрыгались, - горько сказал, помолчав, Виталий. - Теперь хотя бы дошло? И подумайте, человек вас не выдал, не сказал, что все это из-за вас, - директор же явно не в курсе… Так что вы-то в порядке…
Он прошелся к окну, отворил его пошире и вздохнул:
- Неужели кто-то должен рисковать своим сердцем, чтобы вы стали людьми?
У 6-го 'Б' серьезные, огорченные лица.
Виталий и часть ребят видят в окно, как разворачивается машина 'скорой помощи' во дворе. Боковые стекла задернуты белыми занавесочками… Две свободные от уроков учительницы провожают ее глазами, поеживаются без пальто на сыром ветру.
Звонок. Никакой реакции - никто не вскочил, не крикнул, не стряхнул с себя груза сегодняшних открытий… Такими Виталий еще их не видел.
А за стеной - большая перемена, там резвится стихия, выходя из берегов, там все боятся недополучить, недоурвать плодов двадцатиминутной свободы… А 6-й 'Б' сидит.
- Чегой-то вы? - заглянув к ним, удивился мальчишка из параллельного класса. - Не пускают вас?
- Почему? Все свободны. - Виталий Павлович взял журнал и сам направился к двери.
Но тут они еще раз удивили его.
- Виталь Палыч, а тетрадки-то? - напомнил Толя Козловский.
- Опять забыли? - тоном добродушной укоризны спросил Коля.
И вдруг они все стали быстро собирать эти злополучные тетрадки по математике - по рядам, по конвейеру, бесшумно и сосредоточенно. Через минуту большая пачка лежала на столе.
