- Что? - отзывается за его спиной дежурный, который стер пока что всего два слова: ему жалко шедевра, начертанного на доске.
- А ну не тяни резину! - раздражается Виталий. - Не цените, когда с вами по-хорошему, - могу и по- плохому! Я вам все-таки не Виолетта Львовна…
Курочкин повиновался, стер наконец и пошел на место.
- Открывайте задачники! Кто справа от меня в каждом ряду, возьмут эти номера,- он записал на доске: '302, 309', - а кто слева - эти 304, 312… Будет внеплановая контрольная!
Класс ахает, достает задачники, скрипит партами, Коробов и Гродненский корчат друг другу рожи, поглядывая на окаменевшего Пушкарева.
А Виталий достал из папки 'Педагогику' (кажется, у него там больше и нет ничего) и, привалившись к подоконнику, читает.
Но одиноко стоящая посреди класса фигура все же смутно беспокоит его. Не читается.
Когда обстановка стала наконец-то почти нормальной и деловой, Виталий вдруг захлопнул книгу.
- Все положите ручки, - говорит он. - Поднимите глаза. Кто сказал ему 'замри'?
В классе тишина.
- Ну? Я же 'расколол' вас, теперь глупо молчать. Я спрашиваю: кто сказал ему 'замри'? Козловские, кто- нибудь из вас?
Близнецы отвечают дуэтом:
- Это не мы, Виталь Палыч!
- Гродненский!
- Не знаю.
- Коробов!
- Что вы, Виталь Палыч! - Андрюша даже обижается.
И опять тишина.
- Струсили? - неуверенно спрашивает Виталий.
И опять тишина.
- Это я сказала, - поднимается Аня Забелина: воротничок, банты, косички…
Ее признание вызывает у большинства легкий шок. Тихо-тихо.
- Скажи ему 'отомри!' - приказывает Виталий.
- Отомри! - покорно повторяет Аня.
Леня с облегчением садится, но взгляд у него все такой же дикий. Класс начинает двигаться: все-таки легче стало всем.
Гордый своим педагогическим достижением, Числитель веселеет и входит во вкус.
- А ведь так нечестно, - говорит он, прищурившись. - Это, конечно, не она сказала 'замри', я лично не верю. Как же ты можешь отмирать по ее приказу?
- Это правда я, Виталь Палыч, - говорит Аня.
- Правда, она, - глухо повторяет Леня.
- Странно… А ведь я по психологии имел 'отл', - бормочет Виталий.
Галка что-то шепчет Тамаре.
- Точно! - довольно громко подтверждает Тамара. - Это она так зверски в него втрескалась - буквально на все готова!
- Петрова, ты что-то сказала? - спрашивает Виталий.
- Нет, я ничего.
- Ну хорошо. Продолжайте работать. Но только путем составления уравнений, детских решений не приму… Да, кстати, в субботу я обещал взять у вас тетрадки и забыл. Сегодня не забуду, не надейтесь.
И он демонстративно делает узелок на носовом платке.
Шестой 'Б', несколько испуганный последним сообщением учителя, начинает трудиться…
Интересный метод работы у близнецов Козловских: они меняются тетрадками и решают варианты друг друга.
Галка Мартынцева бросает короткие тревожные взгляды на Тамару, у которой дело не ладится. Тамара прокусила шариковую ручку до самого стержня, теперь ее губы и зубы - лиловые. Галка не выдерживает: быстро набрасывает на чистом листе ход решения Тамариной задачи и кладет листок перед подругой. Та благодарит царственным движением головы.
Андрюша Коробов рисует на листке мрачных типов с квадратными подбородками. Его толкают сзади в спину. Не глядя, он протягивает руку назад и берет листок с решением. Похоже, что листок этот прошел долгий путь под партами и вырван из образцовой тетради Ани Забелиной.
За Гродненским, который занят чем угодно, только не задачами, сидит Пушкарев. Он заткнул пальцами уши, он приказывает себе не думать ни о чем, кроме задачи
'Два велосипедиста ехали навстречу друг другу…'
Все против него! Все, как один… Что ему остается? Вобрать голову в плечи, стать незаметным, уйти со своими переживаниями под твердый, как у черепахи, панцирь… и думать про двух велосипедистов! 'Один из них ехал со скоростью…' Да! Если надо ходить в школу, то не ради какой-то несбыточной дружбы и липовых 'интересных дел', а только ради учебы. Тут отец прав. Задачи решать - тоже, в конце концов, не так скучно.
Леня за партой один. Его прежняя соседка Забелина сегодня сидит сзади. Она уже кончила свою задачу и переписывает ее в тетрадь ровным почерком отличницы.
Братья Козловские, решив варианты друг друга, быстро молча переглядываются и обмениваются тетрадками.
Андрей Коробов невозмутимо, медленно и небрежно переписывает присланную ему шпаргалку.
Виталий, закинув ногу на ногу и покачиваясь на стуле, читает. Эта импровизированная контрольная дала ему полчаса тишины - можно во время практики заняться теорией: надо освободиться от этого 'хвоста'.
Леня пишет крупными буквами: 'ОТВЕТ'.
И в эту самую секунду сидящий впереди Гродненский делает неуловимое движение плечом. Неведомо откуда возникшая на Лениной парте открытая бутылка с клеем опрокидывается - и по Лениной тетради ползет густая желтая масса. В одну секунду вся тетрадь запачкана, изгажена, опозорена…
Леня поднимает глаза и, секунду помедлив, вцепляется в рыжие вихры Гродненского. Оба тяжело сопят.
Виталий поспешил к месту происшествия.
- Встать! В чем дело?
Но объяснения не нужны: он видит безнадежно испорченную тетрадь.
- Откуда здесь взялся клей? - спрашивает Виталий, растащив дуэлянтов в стороны. - Пушкарев, это твой клей?
- Нет, не мой, - глухо отвечает Леня.
- Гродненский, твой?
- Да нет же, Виталь Палыч! Чего он полез?! Я сижу, решаю, а он вдруг на меня…
- Кто принес в класс клей?
Класс молчит.
- Что происходит? За что… здесь… травят… человека?
Нет ответа. На выручку классу и учителю как раз поспевает звонок.
- Это что - продолжение той 'Американской трагедии'? А не хватит?
Леню доконали: он уткнулся лицом в парту и разрыдался. Числитель морщится, стоя над ним; он растерян, в его голосе тоска:
- Вы хотите, я вижу, всю эту волынку… с родительским собранием, с директором? Хотите? Ну так я вам устрою!
Не те слова, явно не те, он это чувствует. Со стенки на него иронически щурится А.С.Макаренко, с веселым ожиданием глядит Аркадий Гайдар.
- На дом возьмите те же задачки, только наоборот: кто решал первый вариант - решайте второй, а кто второй - тот первый, - неуклюже выразился очумевший Числитель и вышел из класса.
Аленка Родионова прыснула:
