впервой.
— Простой народ. Обычной нашей женщине, чтоб твое платьице купить, нужно лет десять работать не разгибаясь. Или пятнадцать?
— Не могу с тобой не согласиться.
— Вот и надо говорить, что работаешь не для народа, а для элиты, — удовлетворенно заключила Маша.
— А что в этом плохого, солнышко? — Шведов по-прежнему был спокоен. — Сегодня для элиты, завтра — для народа. Тут же все очень просто: нужно только захотеть купить мое платье. Вот и все дела.
— Ну да! — Маша скептически хмыкнула. — И дед-мороз принесет его тебе на дом.
— Почти угадала. Только этим дедом-морозом будешь ты сам. Или — сама. А почему нет?! Я ведь как рассуждаю: если ты хочешь жить лучше, значит, для этого нужно немножко больше поработать. Совсем немножечко. Все очень просто. Каждый человек — дед-мороз своего счастья. — Подумав, Шведов улыбнулся и заключил: — Или баба-яга.
— До чего ж ты собой доволен! — Маша неприязненно посмотрела на Шведова. — Тебе хорошо рассуждать. Ты — всемирно известный модельер! С филиппинцами вон торгуешь. Клипы снимаешь. Тебе по утрам в автобусе ноги не отдавливают — на белом «мерседесе» ездишь. Со всей семьей в одной комнатенке не ютишься — салон в центре Москвы имеешь. Не всем так везет в жизни. — Маша на мгновенье замолчала и, словно решив добить Шведова, издевательски добавила: — Солнышко!
— Ты где родилась? — мгновенно среагировал Игорь Андреевич.
— В каком смысле? — растерянно переспросила Маша.
— В прямом.
— В Москве, — удивленно ответила Маша. — А, собственно, что ты спрашиваешь? .
— А я, солнышко, в Челябинской области. Ты даже города такого не знаешь. Не знаешь, не знаешь! В детский сад я ходил в Ямало-Ненецком национальном округе, а первые три класса учился в Средней Азии. С четвертого по шестой в Прибалтике, а закончил школу — в Смоленске, потому что мой папа, от которого я, как ты сообщила, унаследовал и автомобиль и салон в центре Москвы, был военным строителем, и каждые два-три года его переводили на новое место.
Шведов перевел дух. А может быть, задумался, стоит ли продолжать? Помолчав немного, он все же продолжил:
— А моя мама всю жизнь работала библиотекарем... и когда папа умер — а мне тогда было четырнадцать лет, мы с мамой вдвоем жили на ее семьдесят рублей и на папину сторублевую пенсию... И работать я пошел в шестнадцать лет на самый что ни на есть завод самым что ни на есть рабочим. А потом четыре года служил на флоте...
— Прости, прости, — перебила Шведова Маша. — Я не хотела тебя обидеть.
— А ты меня совсем не обидела. Ну нисколечки! Я просто наконец решил тебе объяснить, что к чему. Тебе же, наверное, интересно узнать мою биографию? Не правда ли?! Но если бы я даже родился в Москве, в семье академика, это бы все равно ничего не меняло. Только в том случае, разумеется, если бы я родился с талантом.
— А ты себя любишь.
— Конечно, люблю. Себя нужно любить. А иначе в жизни ничего не получится. Кстати, солнышко, ты «Гороскоп президента» видела?
— Нет. А что это?
Шведов укоризненно посмотрел на Машу.
— Это же фильм века. Четыре «Оскара». В главной роли Гаррисон Форд.
— Готово, Игорь Андреевич.
Маша вздрогнула. Прозвучавший у нее за спиной голос принадлежал Алику-Фигаро.
— Как? — Маша изумленно посмотрела на парикмахера. — А вы разве?..
— Это у него временное, — улыбнулся Шведов. — В перерывах. А как только работать начнет — все. Глухонемой. Кстати, из семьи академика. Правда, Алик?
Фигаро кивнул.
— Ну я пойду?
— О чем разговор, Алик, — воскликнул Игорь Андреевич. — Конечно. Спасибо тебе огромное!
Толкая перед собой столик на колесиках, Алик с достоинством удалился.
— Теперь, — обращаясь к Маше, проговорил Шведов, — я Думаю, ты можешь смело посмотреть на себя.
Бережно ощупывая голову, словно пытаясь определить на ощупь, хороша ли новая прическа, Маша поспешила к украшавшему стену зеркалу.
— Ну как?
Вопрос был задан проформы ради. Маша не могла скрыть восторга.
— Ничего... — завороженно глядя на свое отражение, произнесла она.
— Что-что?.. Не слышу?.. — иронично переспросил Игорь Андреевич.
— Ничего, — смущенно пробормотала Маша. Шведов расхохотался.
— Красота — это страшная сила, солнышко.
— Игорь Андреевич! — ворвалась в комнату Семендяева. — Игорь Андреевич! Ну это же надо быть такими козлами!.. Я им говорю...
Шведов окинул манекенщицу цепким взглядом и, не дослушав, обратился к Маше:
— Тебе платье нравится?
— Какое?
Игорь Андреевич кивнул на притихшую Семендяеву.
— Вот это. Из последней коллекции...
— Хорошее платье, — неуверенно ответила Маша, посмотрев на манекенщицу.
Шведов снова перевел взгляд на Семендяеву:
— Раздевайся.
— А... — издала неясный звук манекенщица, но тут же покорно принялась стягивать с себя платье.
— Как?! — воскликнула Маша. — Зачем?..
— Вопросы здесь задаю я, гражданка Кузнецова Мария Петровна!
Понять, когда Шведов был серьезен, а когда шутил, было невозможно. Выражение его лица не менялось.
— Можно идти? — протягивая шефу платье, по-солдатски спросила Семендяева.
— Иди, Лена. Иди, — позволил Шведов, но, едва девушка повернулась, остановил ее: — Стой!
Семендяева подчинялась как на плацу.
— Маш, нога у тебя — какой размер? Тридцать шесть? Тридцать семь?
— Тридцать шесть с половиной, — обалдело ответила Маша.
— Снимай-ка туфли, Семендяева, — вздохнул Шведов. — И побыстрей!
Выполнив команду, Лена замерла, вопросительно глядя на Шведова.
— Ты хочешь еще что-нибудь снять? — Шведов окинул взглядом белье манекенщицы.
— Как скажете.
— Я скажу — иди. Иди, иди...
— Ну и порядки у вас! — глядя вслед ушедшей Семендяевой, произнесла Маша.
— Одевайся. — Шведов протянул платье и туфли.
— Ты это серьезно?
— Все абсолютно новое. Надевалось только для примерок, — по-своему поняв Машино замешательство, отреагировал Игорь Андреевич.
— Я не про это... — попробовала объяснить Маша.
— А, ты в этом смысле... — Шведов насупился. — У нас мало времени. Одевайся.
— Что значит — у нас мало времени?
— Оденешься — объясню.
