— А если не оденусь?!
Игорь Андреевич на мгновенье задумался. Мрачно посмотрел на Машу.
— Тогда, вероятно... Нанятый мной двоечник из твоего класса каждое утро будет писать на доске большими буквами «Маринда-Дурында». — Шведов улыбнулся. — Уж это-то я тебе обещаю, солнышко.
— Шантажист, — отбирая у Шведова туфли и платье, вздохнула Маша.
— Ширма в уголке, — кивнул Игорь Андреевич.
Так и не дождавшийся жены Сергей смотрел телевизор. Это у них так называлось: «смотрел»! Вообще-то он просто сидел в кресле с закрытыми глазами перед горящим экраном.
— Ты уже в отрубе? — зашла в комнату Юля.
—Я? — не открывая глаз, уточнил Сергей. — Я разозлился и считаю до ста, чтобы это прошло.
— До скольких уже сосчитал?
— У тебя еще есть вопросы?
— Есть. На кого ты снизошел разозлиться? — Юля подошла к телевизору. — И почему он так ослепительно горит, а ничего не показывает?
—А так, по-моему, спокойнее. Я его на несуществующий канал посадил.
— Пап, ты уже совсем, что ли? — выключая телевизор, воскликнула Юля.
— Ты знаешь, доченька... Сердце чего-то болит. — Сергей открыл глаза.
— Может, спать ляжешь? — участливо спросила Юля.
— А мама? Вдруг она позвонит, встретить попросит... Они же все стращают. Сейчас хронику городских происшествий передавали. Газовые баллончики у шпаны... В лицо прыснули — человек в их руках. И главное, эту гадость продают свободно! В коммерческих!
— А если бы продавать запретили, то все равно ничего бы не изменилось. Я тебя уверяю. Только стоило бы вдвое дороже. Какой смысл?
— Они еще передали, — не унимался Сергей, — что в ванной утонул химик. Тридцать шесть лет. Безработный.
— Что значит — утонул?
— Вот и я спрашиваю! Что значит—утонул? До бортика не доплыл? Выдохнулся?! Или волной накрыло?!
Сергей схватился было за сердце, но тут же отдернул руку, чтобы не видела дочь.
Однако от Юли этот жест не скрылся.
— Пап, иди спать! —А мама?
— Если позвонит, — уговаривала Юля, — я тебя подниму,
Сергей подчинился. Встал. И, уже не скрывая прижатой к груди руки, добавил:
— Скажи маме. Сашка просил разбудить его на полчаса позже. У них первый урок отменили. Он такой счастливый по этому поводу.
— Может, тебе валокордин принять или валидол? — взволнованно проговорила Юля.
—А где их взять?!
В коллекционном платье Маша была неотразима. Куда там Семендяевой!
— Ну что? Шерон Стоун? — стараясь скрыть свою неуверенность, спросила она.
— Ни в коем случае! — неожиданно эмоционально среагировал Шведов. — Мария Петровна Кузнецова собственной персоной! Ты знаешь, получилось даже лучше, чем я думал. Можно визажиста не звать...
— Ну хорошо, — оторвавшись от зеркала, проговорила Маша. — Может быть, теперь ты мне объяснишь, зачем понадобился весь этот спектакль?
— Теперь — объясню!
Шведов вынул из кармана два пригласительных билета и протянул их Маше.
— Дом кино? — Маша повертела билеты в руках и замерла, не зная, куда их деть.
— Совершенно верно. Сегодня премьера нового американского фильма. Четыре «Оскара» получил. Ну я тебе рассказывал... Будет весь цвет интеллигенции и буржуазии. И, если ты не хочешь, чтобы мы опоздали, пора выходить.
Маша кивнула и... скомкав билеты в руке, швырнула их на пол.
—В чем дело?
— А ты не понимаешь?! — с угрозой произнесла Маша.
— Нет. —Жаль.
—А все же?!
— Хватит строить из себя дурачка. Да, действительно, у меня нет средств на то, чтобы стричься у модного парикмахера. И шампунь хороший купить, по правде сказать, мне тоже уже не по карману. И платье свое выходное я ношу уже четвертый год. Но это совсем не означает...
Шведов неторопливо нагнулся и подобрал валявшиеся на полу пригласительные.
А Маша не унималась:
—Я-то думала! Влюбился! А ты, оказывается, просто стесняешься моего вида!.. Сказочный принц!..
Маша ждала, что он что-нибудь скажет, возразит, накричит на нее в ответ, наконец, но Шведов только молча и все так же не спеша разорвал билеты.
Маша оторопело замолчала.
— Извини, — тихо проговорил модельер. — Я просто хотел, чтобы ты была похожа на женщину.
Шведов подошел к столу. Нажал кнопку селектора.
— Регина?! Слушай, я забыл сказать Алику, что я все для него сделал. Найди его, пожалуйста.
— Ты очень обиделся, — подходя к столу, виновато проговорила Маша.
Шведов с грустью посмотрел на нее, покачал головой, потом вдруг резко притянул к себе и поцеловал.
— И таким безумным педагогам мы вверяем судьбы наших маленьких, беззащитных детей, — отрываясь от Маши, нежно прошептал Игорь Андреевич.
— Как же мы теперь?
— В каком смысле?
— Ну без приглашений... — глядя в пол, смущенно произнесла Маша.
Шведов с недоумением посмотрел на Машу, хотел что-то сказать, но вместо этого расхохотался как безумный. Казалось, что он лишился рассудка.
— Что ты смеешься? Нас же не пустят!
— Меня, может, и не пустят, но тебя пустят точно!
— Почему?
— А обычно всех, за кого я прошу, пускают.
— Да ну тебя! Ну да, да! Я не подумала, что тебя и так каждая собака знает! — Маша смущенно улыбнулась, сделала шаг к Шведову, но... остановилась, изменившись в лице.
— Что опять, Мария Петровна?
— А когда это закончится?
— У нас проблемы со временем?
— Не отвечай вопросом на вопрос!
— Не знаю. Думаю, что к двенадцати.
— А как же мои домашние?
— В каком смысле?
— Что я мужу скажу?! — озабоченно проговорила Маша. — Ты об этом подумал?!
— Ты хочешь, чтобы это было моей проблемой? — тихо, но решительно спросил Шведов. — Я готов.
— Нет-нет, — испугалась Маша.
— Тогда пошли! — заключил Игорь Андреевич.
Из сумки Маша достала не ключи, а расческу.
Стоя перед запертой дверью своей квартиры, она резкими движениями уничтожала великолепие, созданное Аликом-Фигаро. Ни Юле, ни Сергею лучше этого не видеть.