Увидела второй. Надела и его. Встала.
— Ну?! — спросила Маша.
— Отпад!
— Не жмут? Может, надо поменять? — озабоченно поинтересовалась Маша.
— Я скорее ноги поменяю! — отрезала Юля, бросаясь к зеркалу. — Кайф!
— Ты что-то хотел мне рассказать? — поворачиваясь к Сергею, спросила Маша.
— Да нет...
— Я как раз под них костюм сшила... — в восторге заявила Юля. — Как чувствовала.
С этими словами она скрылась в своей комнате.
— Видишь, как она рада! — улыбнулась Маша.
— Вижу...
— Ну что ты?..
— Маш... Я... У меня нету денег, — не выдержал наконец Сергей.
— В каком смысле? — не поняла Маша.
— У меня на счету нет столько денег. Я их истратил.
— Ты?! Истратил?! Но на что?! — опешила Маша. Между тем Юля уже надела костюм и теперь, роясь в ящиках комода, подбирала платочек под цвет сапог, чтобы, положив его в нагрудный карман, выпустить потом уголок.
Она уже, кажется, нашла тот, который в тон, когда вдруг увидела конверт. Удивленно достала его из ящика. Повертела в руках. Достала из него письмо.
Это было письмо ее кавалера. То самое, которое она давала читать матери. То самое, которое случайно попало в руки отца. То самое, которое...
— Он же сказал, что порвал его... — почему-то прошептала Юля.
Значит, было два письма? Одно Юле, а второе маме... Значит, то, другое, отец и читал?!..
Сергей сидел, склонив голову на Машину грудь. Маша гладила его по волосам, сочувственно и нежно, как еще совсем недавно делала это Анна Степановна.
— Я думал, ты меня убьешь.
— Ас кем я тогда останусь?
— Найдешь кого-нибудь.
— И что потом?
— Не знаю.
— Опять убивать?
— Мало ли. Может, он не такой будет.
— Та-а-кой. Всех не поубиваешь.
— Маш! А хочешь, я на курсы пойду. Нет, серьезно. Бухгалтеров. Мне стипендию платить будут. Бухгалтеры очень нужны. На них все время заявки поступают, — повеселел осененный идеей Сергей.
— Тебе нельзя быть бухгалтером. — Маша вздохнула. — Тебя посадят.
— Что я, вор, что ли?!
— Потому и посадят, что не вор, — рассудительно заметила Маша.
— А что тогда делать? Инженеры в Москве никому не нужны. Ну почему нашу лабораторию разогнали!
— Успокойся! Все будет нормально.
— А помнишь, когда мы только познакомились, ты говорила, что хочешь быть женой или подпольного миллионера, или американского безработного.
— Но американского же! Американского!
— Надо же с чего-то начинать... Вошла Юля.
— Ну как? — стараясь казаться веселой, продемонстрировала она свой новый «прикид».
— Концерт отменяется... Денег нет. Отца уволили.
— Как это, уволили? С работы?! — Юля опешила. — Да какое они имеют право!
— Это я во всем виноват.
— Никто ни в чем не виноват, — перебила мужа Маша. — Ясно?! Так сложилось! А с сапогами придется потерпеть. Будешь носить мои. По очереди.
— Значит, вам бабки нужны?
Сергей и Маша, удивленно переглянувшись, вопросительно посмотрели на дочь.
— Мне Костикова за этот костюм двадцать баксов... Ну в смысле долларов сразу предлагала. Можно поторговаться и за двадцать пять...
Увидев недоумение и растерянность, царившие на лицах родителей, Юля поспешила успокоить их по-своему.
— Далась вам эта работа! Тоже мне, подарок! Вспомни, сколько тебе там платили! А скандалы?! Какие у тебя с начальником скандалы были?! Да это же счастье, что тебя уволили! Ты бы сам еще сто лет не собрался! Странные вы все-таки люди. Из всего трагедию делаете. Выкрутимся! Надо только не паниковать! В жизни же как... Человек испугается и от испуга еще больше глупостей наделает!..
Вечером, когда Маша ушла на урок, а Юля с отцом остались одни, Юля все-таки спросила у отца:
— Пап! А где то письмо?!
— Какое? — не сразу понял Сергей. — Ах то! Я же говорил. Я его еще тогда порвал! А что?
— Нет. Ничего. Я просто так, — испуганно ответила Юля.
Маша ждала этого звонка. Ждала и боялась.
Даже не потому, что как всегда опаздывавшая Юлька еще не ушла и могла услышать что-то лишнее. Она боялась, как боятся всего, даже самого хорошего, когда оно случается впервые. Это... было впервые за семнадцать лет жизни с Сергеем...
— Нет, это невозможно. Ну как ты не понимаешь! Я должна быть сегодня дома. У меня масса домашних дел...
Она не кокетничала, она просто не знала, как себя вести.
Между тем Юлька схватила трубку параллельного аппарата. Обнаружив, что телефон занят, опустила ее на рычаг. И только тогда осознала услышанное.
«Я по тебе очень скучаю, солнышко... »
Это произнес красивый мужской голос. Видимо, похожий на голос какого-то телевизионного диктора. Во всяком случае, он был знаком Юле.
Но какое право имеет чужой мужчина говорить такие вещи маме?! А может быть, не чужой?
Юля снова сняла трубку. Аккуратно. Словно боясь спугнуть.
— Юля! Юля, немедленно положи! — прозвучал строгий мамин голос.
Когда Юля появилась в кухне, Маша тщетно пыталась закончить разговор.
— Я позвоню тебе... Не знаю... Я говорю — не знаю! Ну зачем ты так... Я тоже хочу увидеться. Но сегодня никак не смогу...
— Мам! Дай позвонить! Срочно надо! Ну пожалуйста! — пряча глаза, делая вид, что ни о чем не догадывается, торопливо произнесла Юля.
— Не мешай мне разговаривать. Это по работе, — закрыв микрофон ладонью, отрезала Маша.
— Мам, ну мне очень надо!
— Уйди! — выкрикнула Маша и мягко добавила в трубку: — Да-да! Я слушаю!
Юля недовольно повернулась, вышла из кухни, но, заметив развязавшийся на кроссовке шнурок, присела на корточки. Чтобы завязать. Не более того.
Из кухни доносился Машин голос.
— Ну зачем ты так... Ну не надо... Что ты, действительно! Ну встретимся в другой раз... Хорошо? Да. Все... — Маша положила трубку.
