— Ради бога, дорогой, мы же, черт возьми, не на похоронах!

— Извини, дорогая, — послушно ответил Ник и несколько секунд импровизировал что-то бравурно- бес-содержательное, а потом встал и вышел на балкон.

Называть друг друга «дорогой», «дорогая» они начали совсем недавно, и до сих пор ему это нравилось — еще одно свидетельство того, что в доме на Кенсингтон-Парк-Гарденс он становится своим, но снаружи, в ночной прохладе, Ник ясно ощутил, что эта близость — понарошку, что Кэтрин от него пугающе далека. Вспомнились ее слова о смертоносном мире, сверкающем и черном, но Ник не представлял, о чем речь, и загадочное видение, помедлив лишь миг, исчезло из его сознания.

Соседи устроили вечеринку на открытом воздухе: мерцал свет, слышались голоса. Там человек по имени Джеффри вполголоса рассказывал что-то очень смешное, слов Ник не разбирал — слышал только хохот и женские взвизги: «Ох, Джеффри!» Дальше, в парке, девушка вела на поводке крохотную белую собачку, и казалось, что собачка светится в лучах угасающего дня. Небо над Лондоном быстро выцветало и темнело; вечер уступал место ночи. Летом, когда не закрываются окна, ночь складывается не только из теней, но и из звуков — шепота листьев, неусыпного гула автомашин, дальних автомобильных сигналов и взвизгов тормозов, человеческих голосов, несвязных обрывков музыки. Где-то сейчас Лео? Дома, в трех милях к северу прямыми длинными улицами? Или рассекает ночной воздух на своем серебристом мотоцикле? И снова он спросил себя, в каком парке сделан снимок Лео? И кто — друг? любовник? — его фотографировал. От тоски и нетерпения ощущалась болезненная пустота внутри. На дорожке вновь появилась девушка с белой собачкой, и Ник попытался представить, что она видит, когда смотрит в его сторону: темный, таинственный, может быть, даже зловещий силуэт на фоне ярко освещенной комнаты… Откуда ей знать, что он стоит на пороге чего-то нового и сердце его тяжело и болезненно бьется в думах о том, что может принести ему грядущий день?

2

— А теперь — подарки! — объявил Джеральд Федден, входя на кухню с шуршащим бумажным пакетом в руках. — Для всех и каждого!

Вместе с Джеральдом, загорелым и неутомимым, вместе с его самоуверенностью и самолюбованием к дому как будто вернулась утраченная энергия. Джеральд шагал широко, говорил громогласно, держался всегда так, словно ждал аплодисментов. На пакете Ник разглядел эмблему знаменитого магазина деликатесов в Перигё — синего гуся с доброй диснеевской улыбкой и чем-то вроде спасательного круга на шее.

— Ой, только не фуа-гра! — простонала Кэтрин.

— Для нашей мурлычки-царапки — айвовое варенье, — объявил Джеральд, извлек из пакета баночку, завязанную полосатой салфеточкой, и поставил на кухонный стол.

— Спасибо, — сказала Кэтрин и, не притронувшись к варенью, отвернулась к окну.

— А что у нас для Тобиаса?

— Это… э-э… — Рэйчел помогла себе жестом, — carnet.

— Ах да, точно. — Покопавшись в пакете, Джеральд достал и вручил сыну блокнотик в зеленоватой, пахнущей кожей обложке.

— Спасибо, пап, — ответил Тоби.

Он — как обычно, в шортах — раскинулся на кушетке и читал газету, рассеянно прислушиваясь к родительским голосам. Стена над ним представляла собой настоящую семейную летопись: бесчисленное множество фотографий в рамках — сплошные праздники и рукопожатия со знаменитостями, и среди них две злые карикатуры на Джеральда, которые он в свое время выкупил у карикатуристов. Гости, оказавшись на кухне, считали своим долгом заметить, что карикатуры совершенно не похожи: в самом деле, между реальным Джеральдом и Джеральдом на картинках — хищником с ястребиным носом и зловещей усмешкой — не было почти ничего общего. И все же Ник невольно задумывался: что, если оба художника согласно уловили его суть, скрытую за добродушной повседневной маской?

Сейчас Джеральд, в льняных шортах и сандалиях, широкими шагами носился к машине и обратно, сыпал на ходу забавными историями о Франции и французах, стараясь пробудить в детях любопытство и сожаление:

— Так жаль, что мы не смогли поехать всей семьей! Ник, тебе обязательно надо как-нибудь съездить с нами.

— Мне бы очень хотелось, — ответил Ник.

Конечно, здорово было бы провести лето с Федденами во Франции, но все-таки лучше в Лондоне, и без них. Вот они вернулись, и дом, наполнившись шагами и голосами, даже выглядеть стал как-то иначе. Возвращение Федденов положило конец его одинокой идиллии на Кенсингтон-Парк-Гарденс; и, хоть Ник и был искренне рад их видеть, радость эта была подернута грустью, которая в сознании Ника связывалась с взрослением, — грустью об уходящем времени и упущенных возможностях. Теперь он с нетерпением ждал от Федденов благодарности, способной хоть немного смягчить загадочную тоску. О главном его подвиге — с Кэтрин — речи не было. Разумеется, нужно было рассказать, и сама Кэтрин явно об этом помнила и с некоторым страхом ждала, что он заговорит; но внезапное появление ее родителей вдруг заставило Ника понять, что заговорить об этом — значит ее предать. Пусть это будет их общая тайна.

— И все же просто замечательно, — продолжал Джеральд, — что ты согласился пожить у нас, присмотреть за нашей киской, которая гуляет сама по себе. Надеюсь, она тебе не доставила хлопот?

Ник смущенно улыбнулся, пожал плечами, что-то пробормотал, опустив глаза.

У него — чужака в этой семье — не было прозвища, и в родственном обмене шутками-прибаутками он не участвовал. В подарок ему Джеральд привез пузатую бутылочку одеколона под названием «Je Promets» — прекрасный подарок, и все же немного не такой, какой могли бы подарить родители сыну.

— Верю, верю, все хорошо, — проговорил Джеральд быстро, так, словно вопрос о Кэтрин выходил за пределы его компетентности.

— Замечательный одеколон, огромное вам спасибо, — поблагодарил Ник.

Он здесь чужак, он должен быть вежливым и милым. Тоби и Кэтрин вправе хмуриться и дуться: в конце концов, это их родители. Но Ник чувствовал, что обязан поддерживать со старшими Федденами светскую беседу: «Надеюсь, погода у вас тут была прекрасная?» — «Да, замечательная погода». — «Городской шум не слишком тебя беспокоил?» — «О нет, совсем нет». — «Хотелось бы мне, чтобы ты увидел ту церковь в Подьё!» — «Да, и мне бы очень хотелось посмотреть на эту церковь в Подьё…» Даже на разногласиях между ними (Ник не разделял любви Джеральда к Рихарду Штраусу) лежал отсвет социальной гармонии, великодушного благоволения, благодаря которому споры на каком-то более высоком уровне превращались в безмолвное согласие.

В багажнике «Рейнджровера» лежало вино; Ник предложил помочь Джеральду занести его в дом. На лестнице невольно обратил внимание на крепкие, обтянутые шортами ягодицы Джеральда, на мускулистые, загорелые ноги — плод ежедневного тенниса и плавания в бассейне. Смутился, не понимая, почему сорокапятилетний отец приятеля вызывает у него такие мысли. Должно быть, дело в том, что он взвинчен предстоящей встречей с Лео, от этого и реагирует на всех мужчин без разбора.

Когда последнюю сумку занесли в дом, Джеральд проговорил:

— Вы не представляете, сколько мы за это заплатили на таможне!

— Если бы EC отменил пошлины, вам бы не пришлось об этом беспокоиться, — ответил Тоби.

Джеральд тонко улыбнулся, показывая, что не попадется на крючок.

Пару бутылок уложили в черную хозяйственную сумку — для Елены, которая сейчас передавала Рэйчел полномочия по ведению дома. К Елене, вдове лет шестидесяти, в доме относились с подчеркнутым уважением, как к равной, — тем удивительнее была нервозность, с которой она докладывала хозяйке, что сделала по дому в ее отсутствие. Рядом с Еленой Ник всегда чувствовал себя чуть неловко — не мог забыть о своей давней ошибке. Это случилось год назад, в его первый визит на Кенсингтон-Парк-Гарденс. Тоби впустил его в дом, а потом оставил на несколько минут одного, предупредив, что скоро вернется мать. Услышав, как открывается и снова закрывается входная дверь, Ник сбежал вниз и увидел женщину с черными как смоль волосами: она разбирала почту. Ник назвал себя, оживленно заговорил о картине в кабинете — и не сразу, по застенчивой улыбке женщины, по смущенному голосу с сильным акцентом, понял, что перед ним не леди Рэйчел, а домработница-итальянка. Конечно, нет ничего дурного в том, что ты вежлив с домработницей, и мнение Елены о картине Гуарди могло быть столь же интересно, как мнение

Вы читаете Линия красоты
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату