– Может быть, он как раз открыт, – предположил Господь, – и его надо закрыть, чтобы всё пришло в норму?
Натаниэль сделал широкий приглашающий жест в сторону люка.
– Не стесняйся испачкаться. – сказал он. – Хотя что там. Когда Ты чего стеснялся…
Господь нахмурился.
– Давай, Нечистый, полезай назад и как следует закрути эту ручку.
– Вентиль, – сказал Натаниэль, – это вентиль. Почему я должен крутить за Тебя вентили? Погоди, дай я сам скажу. Чтобы я был во всём виноват.
– Полезай, – сказал Господь, – и без лишних разговоров.
Сатана снова вздохнул и полез обратно.
– Во-первых, хочу заметить, – раздался оттуда его голос, – он ненамного меньше меня…
– У нас на небесах всё большое! – отозвался Господь довольно.
– Во-вторых, надо сказать, на нём есть две стрелки, с надписями «Закрыть» и «Открыть». И в сторону «Закрыть» он не вращается. – продолжал Натаниэль.
– А ты крути в другую сторону! Если этот вентиль не положено открывать, то логично на нём написать «открывать» вместо «закрывать», чтобы каждый, кто попытается его открыть, затягивал бы его всё туже и туже.
Натаниэль помолчал.
– Да, это вполне в Твоём духе. – сказал он после паузы. – Но в-третьих, как… ага, пошёл… ну скажи, как поломка в канализации могла сделать людей грешниками? Туго как… Я, конечно, не эксперт в вопросах греха… хотя нет, я эксперт… и я не понима… а?
Раздалось журчание.
– А? А-а-а-а-а! ААААААААААААААААААААААААА!
Господь аккуратно закрыл крышку и, отряхнув руки, удалился.
Небеса чуть дрогнули и разверзли хляби небесные. И вместе с водой с них устремилась к земле небольшая чёрная фигурка. За рёвом потоков почти не было слышно яростного «Мамаааааааааааааааа!!!»
LXIII
– Добро пожаловать, – сказал Господь, – давно ждём.
– Я что, умер?! – воскликнул Мафусаил.
– Совершенно верно, – сказал Господь, – мы уже прямо беспокоиться начали. Не случилось ли там чего.
– Я умер?! – воскликнул Мафусаил.
– Определенно. Добро пожаловать. – сказал Господь.
– Даа! Ураа! – Мафусаил пустился в пляс. – Наконец-то! Расскажи, как это было?
– Ну, по-Моему ты скончался в своей постели. От старости. Окружённый любящими внуками, правнуками, пра-правнуками, пра-пра-пра-правнуками… – сказал Господь.
– Не, – сказал Мафусал с досадой, – не может быть. Я это совершенно не так представлял. Знаешь, скажем – смерть от удара. Или смерть от жажды в пустыне. А знаешь ещё, – сказал он, – говорят, очень легко умереть, когда тебя кусает змея. Ты весь синеешь так и уже через полчаса… Стоило столько жить, чтобы умереть от старости?…
Он замолчал.
– Ладно. Всё равно прекрасно. Чего я только ни делал! Я шлялся по пустыне в поисках змей – меня стали называть святым. Змей там не было. Я пытался схватить удар… ну, как мог. Жена меня любила за это до безумия. Никакого удара. Мой брат заболел оттого, что бегал утром, разгорячился и остыл. И дальше так и остывал. Ты знаешь что? – сказал Мафусаил. – Я думаю, бегать по утрам полезно. Я бегал почти шестьсот лет. Потом перестал, потому что полезно.
Он снова замолчал.
– Знаешь, я много лет прожил. Я много про себя узнал. Куча недостатков. Вот хотя бы эта штука с ногтями… И всё равно. Слишком неуязвимый, мой организм. Скажи, ты специально это сделал? Зачем? Зачем?!
– Ну что ты, – сказал Господь, – конечно не Я. Хочешь покажу – кто виноват?…
LXIV
Старшая Кухарка упала в обморок.
Метрдотель недовольно сморщился.
– И что нам с ним делать? – спросил он, аккуратно поворачивая блюдо с головой Иоанна Крестителя. – Это просто ужасно.
– Может, просто отнести его им? – робко сказал Старший Лакей. – Они посмотрят чуть-чуть. И уносим.
Метрдотель посмотрел на него долгим, тяжёлым взглядом. Покачал головой.
– Сколько раз, почтенный мой Иефайа, – воскликнул он, – я говорил тебе, что в царском дворце нельзя просто относить! В царском дворце положено подавать!
– Слишком низко отрубили… – сказал задумчиво Шеф-повар. – Не опирается на подбородок. Не будет стоять.
– Рахиль! – крикнул Метрдотель. – Принеси мне кунжутный пирожок…Что? Что вы уставились? Подложим ему под бороду. Будет стоять ровно.
Он вытащил из кармана маленькую расчёску и попытался причесать Иоанна.
– Может, обложить его петрушкой?… – предложил Старший Лакей. – Чтобы поярче выглядело.
LXV
Натаниэль уселся на краешке брови гигантского медного истукана и открыл бумажный пакет.
– Итак… – промурлыкал он, затыкая за воротник салфетку, – зелёный лук. Хорошо. Зелёный лук – это хорошо… Сыр. Ммм, отлично. Яйца. – он стукнул одним яйцом о медь, очистил его и сунул в рот. – Нафа фыфо ффять фоль… Ммм… Так. Сосиски. Где сосиски?
Он обернулся, взял длинный прут и насадил на него сосиски.
– Молодец ведь, – сказал он удовлетворённо, протягивая прутик к пламени тридцатиметрового костра, разложенного перед лицом истукана, – даром что Навохудоносор. Объединил земли. Идола придумал. Молодец… Костёр такой большой… Праведников сжигает… Приятный тип.
Посмотрев на толпу, собравшуюся на площади, Натаниэль сунул в рот ещё одно яйцо.
– Долго ещё? – спросил Анания, нервно кусая губы. – Мне уже надоело тут так лежать.
– Не знаю, – сказал Азария, – меня ещё ни разу не сжигали. Хотя я один раз о котелок обжёгся…
– По-моему, – сказал задумчиво Мисаил, – это как-то иначе работает. Я имею в виду, когда тебя сжигают в гигантском костре до небес, не полагается лежать и ждать, пока начнёт жечь.
– Ну простите, – возмутился Анания, – что делаю, что не положено. Богу поклоняться не положено, не сгорать не положено…
Вокруг полыхало настоящее море огня.
– А может, это костёр слишком большой? – сказал Азария. – Ну в смысле, чем больше костёр, тем холоднее пламя.
– Я думаю, чем больше костёр, тем больше пламя. – сказал Анания. – Это Господь наш, не иначе.
– Начинается, – вздохнул Мисаил, – мы же с тобой уже говорили. Господь – не старик с бородой. Господь – это Справедливость, это Добро, это Всё То, За Что Стоит Умереть. То, что наши предки назвали Господом.
– Ну и?! – воскликнул Анания, разводя руками. – Где?! Мы уже пятнадцать минут пытаемся это сделать. В смысле умереть за Всё То, За Что. И что? Где?
– Ну мы честно пытались, – сказал Азария, – нас упрекнуть не в чем. Предлагаю помолиться и лежать дальше.
– Привет, ребята, – сказал Господь, – чего скучаем? Душно у вас тут.
– Так не пойдет, – сказал Натаниэль, надувшись, – так не пойдет. Ну что такое?!
Сунув в рот ещё одно яйцо, Натаниэль повернулся к идолу.
– Он мне каждый раз будет выходные портить?! – спросил он у идола. – В кои-то веки выберешься…