– Но людоедство просто ужасно!…
– Не вижу ничего страшного.
– А если бы ты был на моём месте?…
– Но я же на своём. А на твоём месте ты. Съедят тебя. Для тебя-то людоедство ужасно…
Кук ещё раз попытался освободиться и у него снова ничего не вышло.
– Как ты можешь рассуждать так спокойно!
– А что мне-то волноваться, – заметил Туземец ровным голосом, – хочу снова заметить, что съедят тебя. Вот ты можешь поволноваться и попаниковать.
Кук зарычал.
– Пожалуйста, не надо рычать, – сказал Туземец, – постарайся смириться. Ты же хотел открыть множество секретов. Можешь сам заказать – что из тебя приготовить. Сейчас я вполне открыт для новых знаний.
– Ты грязный дикарь… – зарычал Кук.
– Пожалуйста, ещё раз прошу, успокойся, – сказал Туземец, похлопывая Кука по плечу. – И не надо меня оскорблять, иначе я заткну тебе рот, ты лишишься возможности говорить и это уже будет не то же самое. А я не хочу затыкать тебе рот. Если ты будешь молчать, ты будешь похож на свинью. Я же всё-таки людоед. Поговорить со своим ужином могут только людоеды. Это часть традиции.
Кук закусил губу.
– Ну хотя можешь молчать, если хочешь, – кивнул Туземец, – ты, главное, слушай. Это будет молчаливый диалог. В общем, как я уже сказал – мы тебя всё равно съедим. Я очень рад, что был знаком с тобой. Это было чрезвычайно приятное знакомство.
– Я хочу жить! Я не хочу умирать! – выкрикнул Кук.
– Приятно видеть человека, который знает, чего он хочет. – сказал Туземец хладнокровно.
CXIX
Натаниэль уселся на кафедре и принялся раскачивать ногами.
– Не дергайся. – попросил Господь, сосредоточенно сдувая капельку пота со лба.
Натаниэль перестал раскачивать ногами, достал из кафедры толстую чёрную книжечку и стал его листать.
– Слушай, а он записывает исповеди прихожан… – протянул он. – Без фамилий, только инициалы…
– А кроме инициалов что?… – спросил Господь, аккуратно надавливая на поршень шприца. – Ой…
Он вцепился в шаткую стремянку.
– Не упади. – предупредил Натаниэль. – М.Ф., двенадцатое, ссоры с мужем. Трижды «Отче Наш»…
– Ну это, может, от плохой памяти… – протянул Господь, разглядывая скульптуру Девы Марии. – Дай ещё шприц.
Натаниэль соскочил с кафедры и протянул Господу наполненный шприц без иглы.
– Надо побольше, что ли, шприцы завести… – сказал Господь задумчиво, выдавливая содержимое шприца под глаз Девы Марии. – Эти кончаются на раз.
– Взял бы кондитерский… – сказал Натаниэль со вздохом, разглядывая Марию. – Статуя-то большая, обычно-то поменьше… И вообще, заставил бы её плакать саму…
Господь повернулся к нему и поднял брови.
– Статую? Как? – спросил Он язвительно.
Натаниэль пожал плечами.
– Ну кто у нас тут чудотворец…
– Ну а Я по-твоему чем занимаюсь?!
Натаниэль снова вздохнул.
– Ну люди-то ждут другого чуда… А это вроде как… обман…
Господь застонал.
– Ну где, где обман?! Чем это тебе не чудо Господне?! – Он указал на плачущую вязкими кровавыми слезами статую. – Это дело рук Моих, и по воле Моей.
– А ты помнишь, как Ты обжёгся плавиковой кислотой, с тем образом, на стекле в супермаркете?… – спросил Натаниэль, склоняя голову набок. – Ты же Всемогущий, ну почему он не появился сам по себе?…
– Когда что-то появляется само по себе – это не чудо. – ответил Господь, спускаясь и складывая стремянку. – Это случайность. Чудо – это когда что-то появляется так, что это невозможно объяснить.
– Ну вот почему Тебе надо шляться Самому и всё это устраивать – это невозможно объяснить, да…
– А ты мне скажи, ты, умник! – воскликнул Господь. – Как может статуя плакать или кровоточить?… Как может на витрине появиться Мой образ? Как, чёрт тебя дери, профиль Элвиса может попасть на потную футболку? Статуе нечем кровоточить!
– Но это ведь не получается чудом…
– Чудо то, что ты ещё тут! Через семь минут в пяти кварталах отсюда должно необъяснимым образом выключиться электричество! Заводи машину, Я пока ищу ножницы.
CXX
– Хм. – сказал Диоген задумчиво. – Я могу выбирать, или мне самому надо придумать?…
Александр Македонский пожал плечами.
– Ну могу я, например, попросить бессмертие?… – осведомился Диоген.
Александр удивлённо поднял брови.
– Ну или хотя бы сделать меня моложе, нет?… Ладно, попытка не пытка. Знаешь, я подумал, ну мало ли вдруг… Ну хорошо…
Диоген сунул в рот безымянный палец и принялся обгрызать ноготь.
– Ну хорошо, давай безо всяких изысков. Денег побольше и бабу покрепче. – предложил он. – В общем- то ты, наверное, это и заготовил заранее? Давай их сюда.
Александр беспомощно оглянулся на сопровождающих, на собравшуюся толпу.
– Ай-ай-ай, молодой человек, – покачал головой Диоген, – только не говорите, что не можете мне дать много денег. Разве я многого прошу?…
– Ну мне сказали, что ты скажешь… – начал Александр.
– Кто сказал? Я сказал? Я вам, юноша, ничего не говорил о том, что я скажу. Зачем вы слушали кого-то? Откуда им знать, что я скажу?… Ну вот я сказал, и что? Тебя в итоге кто-то обманул. И это был не я.
– …скажешь… – пытался справиться Александр со словами.
– Ну же, ну же, давай, – подбодрил его Диоген, вылезая из бочки и вставая в полный рост. – Солнышко к закату идёт.
– Я пришлю. – пообещал Александр. – Ещё просьбы есть?
– Ну не знаю, – сказал Диоген, – у тебя в армии слоны, говорят, есть? Всегда посмотреть хотел. С самого детства. Покататься там…
Александр с мукой во взоре посмотрел себе под ноги.
– А тебе незадолго до моего прихода, – спросил он тихо, – не давали бумажку такую?…
Диоген помахал кулаком.
– Давали, давали, – сказал он весело, – вот эту – «как надо и как не надо говорить с царём Александром». Но мне, понимаешь, не дали бумажку «Как надо и как не надо поступать с бумажкой, на которой написано как надо и как не надо говорить с царём Александром».
Александр ещё раз оглянулся.
– А я тебе солнце не загораживаю?… – спросил он.
Диоген наклонил голову.
– Ты чего, собственно, ждал? Что я действительно встречу тебя холодно и попрошу оставить в покое? – удивлённо спросил он. – Это после того, как меня за четыре часа предупредили, вытащили, помыли, припудрили и насильно расчесали мне бороду? Нет уж. Давай я тебе составлю список – чего я желаю, и с кем-нибудь передам.
Александр тяжело вздохнул.
– Что ты стонешь? – осведомился Диоген. – Можешь загородить мне солнце, если тебе станет легче.
