Пауза.
– Ну вот и отлично. Где он сегодня играет?…
Пауза.
– Да ладно!
Пауза.
– Кто кого еще разыгрывает, давайте посмотрим! По-моему это вы меня – на два билета на «Кошек» уже разыграли, нет?… В общем, я лучше на Моцарта пойду. Удачи вам.
Он с раздражением нажал «отбой».
– Ну и… – начал он, но не смог закончить.
Господь вскочил и, снова попрыгав на месте, начал наносить удары по воображаемому противнику. Море стало неспокойно.
– Эй! Эй! – воскликнул Сатана приглушенным голосом.
Господь повернулся.
– Сзади!
Господь повернулся снова.
– Совсем сзади! Сзади от тебя!
– Я там уже смотрел! – воскликнул Господь, еще раз поворачиваясь.
Он аккуратно нашарил у Себя за спиной Сатану и вытащил его на Свой свет. Поставил его на песок.
Сатана жалобно выпустил дым и сел на камень.
– Ты такой забывчивый, все-таки… – сказал он.
Господь отдышался и уселся рядом с ним.
– А как там с Адамом дела?… – спросил Натаниэль.
– Бегает кругами и пускает пузыри. – сказал Господь. – Но это мелкие недоделки, с которыми Мы в ближайшее время справимся. А это у тебя кто?…
Пёс тяжело вздохнул.
– На тебя похож, – сказал Господь, – тоже ветер ртом подымает.
Пёс встал и побрёл к воде. Зайдя в море по колено, он остановился и оглянулся.
– И что с билетами?… – продолжил Господь. – Ты, кажется, не смог.
– Я все смог. – сказал Сатана. – Другое дело, что билеты не смогли. Давай лучше сходим на Моцарта.
– Моцарт умер. – сказал Господь. – Как, впрочем, и все. – добавил Он, подумав.
– Тем нам легче.
– Ну ему-то не легче.
Сатана вздохнул.
– О чем Я и говорил…
– А Ты помнишь, что было на первый день Матери?… То есть на прошлый?…
– Помню. – сказал Господь. – Но это был результат стечения обстоятельств.
– Ты всемогущий Демиург! – воскликнул Сатана. – Ты есть Вся Вселенная! Ты и управляешь всеми обстоятельствами!
– Спасибо, что напомнил, а то Я чуть не забыл. И кто бы чем ни управлял, это все равно было стечение обстоятельств! – ответил Господь. – И то, что Я есть Вся Вселенная и всемогущий Демиург, не значит, что у Меня не может быть плохого дня.
– По-моему ясно было, что затея неудачная уже тогда, когда Ты сломал ноготь. Мне, во всяком случае, потому что ноготь был мой.
CXLVI
– Так вот. – сказала тень отца Гамлета. – Я стал магом. Магом стал и мой брат. Мы стали искушены в черном искусстве, и скоро я с ужасом начал понимать, что брат мой, твой дядя, замыслил нечто злое, когда мои помыслы были обращены лишь к знанию. Я отсек себе руку, чтобы…
– Что? – удивился Гамлет.
– Отсек себе руку, – повторила тень, – мечом. Чтобы зло не завладело мной.
– У тебя две руки. – сказал Гамлет.
Тень примолкла.
– Точно? – спросила она обескураженно через пару минут.
– Можешь сам убедиться.
Труп на каменной скамье шевельнулся, заставляя пламя свечи дрожать.
– Точно, – сказала тень удивленно, – а когда она отросла-то?
– Руки не отрастают, папочка. – сказал Гамлет ласково. – Это билет в один конец.
– В какой конец? – спросила тень.
– В один. – объяснил Гамлет так же ласково.
Тень снова замолчала.
– Ну кому-то же я отсек руку, – сказала она неуверенно, – я же точно помню.
– Ну не себе, – сказал Гамлет, – это наверняка.
Тень еще раз замолчала.
– Ты меня разыгрываешь. – сказала она наконец. – Ты приволок чью-то руку и приделал, пока меня не было.
Гамлет покачал головой.
– Ну что ж, – вздохнула тень, – несделанного не воротишь.
– Сделанного. – поправил Гамлет.
– Несделанного! – воскликнула тень.
– Правильно говорить – сделанного.
– А я сказал – несделанного.
– А правильно – сделанного!
– Ладно, ладно. – тень страдальчески подняла руки, тело отца снова шевельнулось, испустив волну удушающей вони. – Сделанного не воротишь. О чем я говорил?…
Гамлет прикусил нижнюю губу.
– Вообще-то конечно можно и «несделанного»… – сказал он.
– А заткнись ты! – крикнула тень.
Они помолчали.
– Так вот, – продолжила тень, убедившись, что Гамлет не собирается говорить. – я отсек кому-то руку, чтобы зло не завладело мной…
CXLVII
Розенкранц еще раз посмотрелся в зеркало и снова что-то поправил.
Гильденстерн нервно затрещал костяшками.
– Че ты волнуешься, – заметил Розенкранц, – он в конце концов наш бывший школьный товарищ.
– Школьный, да, – согласился Гильденстерн, – но это за рамками действия. Мало ли, может он нас лупил там.
– Где там?… – Розенкранц засунул ноготь между передними зубами.
– В школе. – Гильденстерн начал барабанить пальцами по коленям. – Это же тоже «школьные товарищи», может он нас в дерьме утопить пытался, но что уж там, кто старое помянет, детство золотое… А за этим, да там, мрачная взаимная ненависть.
Розенкранц принялся укладывать небольшой локон, регулярно облизывая пальцы.
– Даже если и так, – заметил он, – что он тебе сделает-то? Укусит?
– А почему нет? – ответил Гильденстерн. – Это ж Гамлет, тот самый Гамлет, он говорит всем Правду, и поэтому его считают сумасшедшим, почему ему меня не укусить-то?
Розенкранц отошел от зеркала и неспешно уселся, положив руки на колени.
– А ты успокойся, – посоветовал он, – про нас в конце концов тоже кино сняли.
– Постмодернистское же, – сказал жалобно Гильденстерн, – и вообще мы с тобой идиоты идиотами. А дело серьезное, трагедия, идиоты задолго до конца помрут.
– Да, – согласился Розенкранц, – тут не повезло. А что, ты б комедию предпочел?…
