ровно в половине одиннадцатого…»
Инка вновь спустилась в переход, где торговали, шли люди, играла музыка, переминались перед занятыми таксофонами, ожидая очереди позвонить. Тинейджеры пили колу и пиво из банок и стреляли глазами по сторонам. Два парня и девчонка с гитарами играли и пели, положив перед собой раскрытый гитарный футляр. Витрины ломились. Торговали сигаретами с рук. Патруль проверял документы у кавказцев. Из глубины сдвоенного тоннеля торопились, плелись, в нем просто стояли у стеклянных стен с товарами. Раздавался смех. Музыка из колонок то и дело перекрывала поющих ребят. Прошли пьяненькие старички с красными бантами на драповых пальто.
«Что же они? Так и будут ни о чем не думать, ничего не подозревать? Деловые — мотаться, крутиться, «мейк мани». Растяпы — подбирать куски, экономить гроши, пускать слюни. Дураки — верить, умные… умные — ненавидеть. Им все равно, стрелять начни над ухом, разбегутся по щелям, а назавтра снова повылазят.
«Нет, ну если он опоздает хоть на минуту…»
Вопреки совету Михаила, Инка по сторонам смотрела. Все новое, что она увидела из окошка такси, возвращаясь сюда из Свиблова, обозначалось, начиная со слова «Не…».
Не взлетела металлическая ракета перед ВВЦ, и самого цоколя в блестящей чешуе зеркальных листов не было. Не светились, вообще пропали с фасада толстые буквы в неоне «КРЕСТОВСКИЙ», а на мрачном здании не горело ни единого огонька. Пропал отрезок проспекта от Рижской до Сретенки, и Сухаревка открылась сразу, и будто не было ни зданий, ни людей, ни километров асфальта и электрических проводов, ни чаши «Олимпийского», ни транспарантов поперек над проезжей частью, ни деревьев в вырезанных квадратах тротуаров. Из хорошо знакомого фильма, изученного до черточки и царапинки, каждого движения героев и шероховатости ленты (Инке частенько доводилось проезжать проспектом Мира — «Надо же, и название-то как нарочно! Мир — это ведь вам не просто частный случай отсутствия войны. Мир — это…») вдруг оказался вырезан, исчез целый кусок.
«И что я вижу — крохотную часть?»
Выкатившись по Знаменке, Инка сперва почувствовала запах — снова курила, приоткрыв окно, — а потом увидела танки с заведенными моторами, стоящие у Троицкой башни и вдоль западной стены Кремля. Их выхлопы казались плотными, сизо-черными в искуственном свете фонарей.
— Главное, откуда взялись — неясно! — сказал шофер. Он все поглядывал на красивую девчонку с блестящими синими глазами. Яркие, расширенные, уж не на дозе ли. И зыркает в окошко, как будто с Луны свалилась, впервые Москву видит. — Я с утра сегодня кручу, БТРы видел на Минском, скоро тут будут, а эти? В Кремле, что ли, их держали? Нет, сейчас все Садовое опять забьют, как было. Вас вот отвезу — и в стойло. Срочное погружение, ложимся на грунт.
— Не страшно?
— Девушка, мы такое уже видали! Пересидим, пока без нас разберутся. Гражданам теперь — общественный транспорт. Или собственный вертолет, у кого есть. Мы еще хорошо проскочили, а так лучше бы на метро. Ничего, пройдет неделя-другая, и устаканится все. И политики, и вояки, и матушка-природа с ее коленцами непонятными. Вот вы что об феноменах считаете?
Инка боялась спускаться в метро. Ей было страшно увидеть и на плане-схеме многочисленные «не». Таксисту она не ответила. Она не терпела, когда говорят «феномен». Жизнерадостный водила согласился везти только когда она показала ему бумажку в сто долларов.
«…Нет, если его сейчас не будет, я уйду. Если он задержится хоть на четверть минуты…» Инка вновь поднялась в высокий портик. Было уже без двенадцати одиннадцать. «Нет, если еще хоть на вот на такусенькую секундочку…»
Возле ближайшей троллейбусной остановки кучковались молодчики самого неприятного вида. Инка отвернулась, но это не помогло.
— Девушка! Такая красивая, зачем скучаете? Он все равно не придет.
— Нехороший человек, — подхватил другой, — девушку поздно вечером ждать заставляет…
— Девушка, присоединяйтесь к нам, у нас весело и безопасно!
— Красивая, имеем «экстаз» в неограниченном количестве.
— И во всех видах! — Подонки заржали. К ней протянулись руки.
Инкины ноздри раздулись, она рванула застежку на сумке.
— Чш! — сказал Михаил, перехватывая движение. — Тебе где велели стоять? Извини, я сегодня без цветов.
Приобняв ее, спокойно вытащил из-за спины большой черный пистолет, поднял, щелкнув предохранителем — отведенный назад ствол стал на место, — и таким же неторопливым движением направил пистолет на молодчиков.
— Брысь, — сказал он, делая четыре выстрела, от которых у Инки заложило уши. Из-под ног молодчиков полетели куски асфальта.
Михаил отвернулся и повел Инку прочь еще до того, как от них побежали — молодчики и немногие очевидцы. «Чероки» стоял за рядом остановок.
— Нас же сейчас…
— Угу, — подтвердил Михаил. — Непременно. «Чероки» заложил длинный вираж, пересекая проезжую часть наперекор движению. Машины тормозили перед ним. И еще раз Михаил нарушил, сворачивая вниз, к Садовому, по проезду, замкнутому красным светофором. Он умудрился вписаться до потока машин навстречу.
К удивлению Инки, за ними еще никто не гнался. На Михаиле не было его шарфика-повязки. Лента, охватившая горло, поблескивала в темноте. Инка постаралась справиться с жутью.
— Когда я был человеком, — сказал Михаил, и зубы его тоже блеснули, — я был ужасно законопослушным. Ты не поверишь.
— Ну вот, — сказала Инка, следя за своим голосом, чтобы не дрожал, — теперь оттянешься вволю.
— Один маньяк знаешь что сказал, когда его наконец поймали? «Мне всегда хотелось делать такие вещи». Я, впрочем, безобиднее. Да и оттягиваться — сколько можно? Укатали сивку крутые горки. Во, смотри, — указал пробитый пуловер, — гипноз — как ты выражаешься.
— Михаил, нам ехать… Я тебе неправильно указала…
— Знаю. Ты перенимаешь от меня наихудшие черты. Я подразумеваю привычку врать, когда надо и не надо. Пришлось доверяя — проверять.
— Так ты за этим ездил? Врать я сама умею хорошо. Игната бросил?
— О, об Игнатии-отце, я боюсь, еще услышим.
Улица Косыгина осталась, она пронизывала теперь темный парк, без намека на особняки высших государственных лиц десяти-двадцатилетней давности, что стояли на ней. Всего один жилой дом-башня слева. Справа — сплошная стена проносящихся деревьев. Комплекс гостиницы «Орленок» на месте, дальше — проспект и метромост.
— Михаил, я поняла. Время вернулось назад. Не всюду — пока маленькими очагами, точками, кое-где, и там, в этих местах, поменялось все! Стало, как было до, ты понимаешь? По городу, по планете, в Мире!
— Точно. Особенно вот эти новейшие аргоновые фонари. Газоразрядные лампы в них — из далекого прошлого. Но общее направление мысли — небезынтересно… Выходи! — От резкого удара по тормозам «Чероки» клюнул, его нос занесло. Здесь был последний предел, где еще можно изменить решение.
— Выходи! Тебе там нечего делать, Инесс. Спасибо за помощь.
— Я не пойду.
— Давай, давай, не серди меня. Маленьким девочкам в этом часу пора спать.
— За каким тогда!.. — Инка принялась ругаться. — Зачем ты меня тащил с собой, если тебе и так было известно? Зачем было меня дергать? Зачем звать? Ты!.. Вали на свой мост, лови кого там тебе нужно! Ты!
— Все? — Михаил спокойно смотрел на нее. Инка сникла.
— Все. Поцелуй меня на прощание, — тихо попросила она. Закрыла глаза и доверчиво потянулась, подставляя губы. Михаил перегнулся через валик.
