Проворная рука выдернула у него из-за пояса «беретту». Два пистолетных зрачка смотрели ему в лоб.
— Я не выйду, Зверь. Если хочешь, можешь оборачиваться прямо сейчас, только не забудь, что тебе нужно сохранить свой последний раз не для меня! Я поеду с тобой и буду там, где ты. Я должна быть там. Я так видела.
«Что ж, она сказала сама. И значит, так тому и быть. Она тебе еще пригодится, Перевозчик. Кто-то мне уже говорил: я тебе пригожусь».
— Инесс, что ты говоришь особо занудным клиентам?
— В лучшем случае я им говорю: «О Гос-споди!»
— Считай, я тебе это сказал. — Михаил тронул машину. Моральный долг выполнен. Да и если у него ничего не выйдет — не все ли ей равно, сейчас или чуть позже, со всем Миром?
«Не очень-то он надо мной довлеет, мой моральный долг. Здесь мы со «вторым» схожи».
Михаил впервые разрешил себе подумать, как это будет выглядеть. Долгожданное свидание. Он совершенно не представлял себе деталей.
«Снова — вперед, Перевозчик? Главное, ввязаться в драку, а дальше посмотрим… Цитированием гермафродита Наполеона ныне мало кого удивишь. Река. Где же ты, моя Река?»
Он увидел реку.
Что движение по мосту прекращено, он понял, только оказавшись на нем. Широкое пустое асфальтовое пространство меж двух рядов оранжевых фонарей, как будто зависших в ночном пустом небе. Снежинки роем пролетали вокруг, появляясь из небытия и исчезая. Тонкий слой их успел улечься на дороге, куда добрый час не допускалось ни одной машины. К краям он был ровнее, в середине с проплешинами из-за всеми проклятой, но все равно разбрасываемой соли.
«Час? Больше. Я ушел от Ветрова и компании без чего-то девять или в десятом. Тут сразу и начали, подготовленные». Ему пришла невозможная мысль, что введение в город бронетехники тоже, может быть, устроено из-за него. Но это, разумеется, не так.
— Ты можешь смеяться? В эту минуту? — Инка
сжимала пистолет, другая рука пряталась на груди. На обереге.
— Отдай, я все равно со взвода снял. А от невзведенного проку что от незаряженного. Рекомендую запомнить.
Он медленно вел «Чероки», приближаясь к осевой. Пересек ее наискось. У противоположной обочины, у края узкого пешеходного прохода стояла одна-единственная машина. Михаил узнал ее, хотя никогда прежде — именно эту — не видел. Выровняв рядом с бордюром, выключил мотор, предоставив джипу катиться последние метры. Теперь радиаторы машин разделяло шагов двадцать — двадцать пять. Лег щекой на руль. И почувствовал, как Инка тычет в него пистолетом, забыв повернуть рукояткой вперед.
— Пристрели его, — бормотала она, не глядя на Михаила, а глядя вперед, на эту «Вольво», темно- вишневую, тоже только что подъехавшую, с тающими снежинками на теплом капоте. — Попробуй… сделай что-нибудь… пристрели его, Зверь, ну же, может, еще…
Выделялись только эти потемневшие, без выражения глаза на очень белом и очень красивом женском лице.
— Зверь! Убей, слышишь!
— Как вы все уже привыкли, как это для вас просто — убей, и кончены проблемы. Если бы тебя не колотило как припадочную, ты бы и сама сумела, нет?
Он отобрал «беретту», отобрал «вальтер» — на всякий случай, чтоб не вздумала палить со страху.
— Не ходи за мной.
Было холодно, ветер в полусотне метров над Москвою-рекой пробирал до костей. Запуржившая ночь закрывала город, в котором происходило непонятное, закрывала Мир, который пошатнулся.
Ночь закрывала и тех, кто наблюдал за происходящим с обеих сторон закрытого метромоста.
«Арена. Добрый шериф идет навстречу Плохим Ребятам».
Водительская дверца «Вольво» открылась. Хозяин был совсем не такой плюгавый, каким показался тогда, у Инки в квартире.
— Ты не можешь меня убить.
— Почему? — сказал Михаил. Пистолеты он держал за спиной. — Я и не собираюсь, с чего ты?
— Я осуществляю здесь Миссию. Мне никто не должен препятствовать в этом.
— Да Бога ради. — Михаил большим пальцем правой руки снял предохранитель с «беретты» — она щелкнула, левой, исхитрившись, перевел на огонь «вальтер». «Чего я тяну, спрашивается?» — Как ты сюда попал? На мост, я имею в виду. Все закрыто в связи с военным положением.
— А ты? Меня вели две машины. Только тут отстали. Твоя работа?
— Почти.
— Что тебе надо? Кто ты?
– На последний вопрос, если тебе не объяснили, отвечать нет смысла. А ты не пробовал подумать, что бывает, когда ты только своею волей извлекаешь отсюда душу и отсылаешь ее… куда? Как нам всем потом с нею? Чем это отзывается тут? С какими Мирами вошел в соприкосновение этот, чтобы начало происходить то, что происходит? Ты не берешь на себя ответственности?
Михаил очень хотел бы сказать что-то еще, сказать многое, но его «записная книжка» отозвалась на привычное прикрывание век ровным пустым светом. Он выработал и этот свой ресурс.
Подойдя вплотную, ударил ногой по номерному знаку под хромированной решеткой, которую пересекала диагональная полоса. Пластина с цифрами и. буквами «Э-898-МК» отвалилась. У нее были магнитные края. И весь фокус.
— Нам дают беспрецедентно долго общаться.
— Я не знаю, кто ты, но твоя подруга там, в машине… я давно извещен о ней. Я извещен, если ты понимаешь.
— Еще как понимаю.
— О себе извещен тоже. О моей роли, о предназначении.
«Второй», выговаривая это, имел невероятно значительный и надутый вид. Михаил бы расхохотался, если бы не пронизывающий ветер.
— Прощай, — сказал он. — Мне жаль, что все так получилось. На самом деле жаль. Мы могли бы…
«Могли бы… что? Не обольщайся, Перевозчик, а делай свое дело».
Рукоятки пистолетов. У «беретты» с продольной насечкой, у «вальтера» с диагональной. Бледно- лиловое пламя, стук выстрелов, из спины «второго» летят клочья, он валится, валится…
Михаил даже не посмотрел, как пистолеты долетят до поверхности черной воды.
— Миша!!!
Инкин крик заставил его обернуться на тело, что должно было лежать под распахнутой дверью «Вольво». Его руки сами метнулись к блестящей ленте на горле, мозг не давал им этого приказа.
—
—
—
«Второй» обратился в Зверя, подобного «первому». То же поджарое четвероногое тело в переливающихся жгутах мускулов, та же стальная крепость когтей и клыков, те же глаза — продолговатые светящиеся плошки.
Но не три головы, а две. Ошейник — не кольцо свирепых змей, а широкая кованая пластина с крупной проушиной для цепи. Орфо выше, мощнее своего брата — адского сторожа, но одновременно и мягче, прирученней, одомашненней.
Он стоит, напружиненный, готовый к прыжку, к битве. Но не нападает.
—