он прославился не как врач, а как поэт, филолог, памфлетист и авторитетнейший астролог, один из наставников Мишеля Нострадамуса.
В 1529 году, оказавшись на юго-западе Франции, в Ажене, Скалигер познакомился с очаровательной сиротой, четырнадцатилетней Андьеттой делла Рок, и влюбился в нее с первого взгляда. Он остался во Франции, где взял имя Ж. С. де Лескаль, и спустя два года женился на Андьетте. Она родила ему пятнадцать детей, из которых выжило семь; один из них, Жозеф Юстус (1540–1609), стал известным филологом и историком.
Но, найдя счастье в семейной жизни, Скалигер не обрел душевного покоя: сердце старого бойца жаждало новых сражений и новых побед. В качестве поля боя он выбрал литературу.
Обладая блестящей памятью, будучи превосходным филологом и прекрасно зная около десятка языков, Скалигер избрал своеобразный путь достижения славы. В то время королем гуманистов был Эразм Роттердамский (ок. 1466–1536). А разве не оставляет свое имя в истории тот, кто даст королю пощечину? И Скалигер обрушился на Эразма, посмевшего критиковать Цицерона. Эпитеты «отцеубийца», «пьяница», «злобный лжец» – не самые сильные из тех, которыми он одарил своего оппонента. «Этот клеветник мне хорошо знаком; он имеет некоторые сведения по медицине, но вообще – человек, не заслуживающий никакого уважения и полнейший атеист» – так высказался о Скалигере Великий Эразм.
Желание скрестить оружие с лучшими литераторами Европы толкнуло Скалигера в 1557 году на полемику с Кардано, который был очень популярен во Франции. Свой вызов миланскому врачу Скалигер назвал так: «Пятнадцатая книга общедоступных упражнений по поводу «Тонких материй» Иеронимуса Кардануса» (имея в виду, что он написал уже четырнадцать книг под тем же названием). Этим 900- страничным «упражнениям», которые современный английский историк Энтони Грэфтон назвал «самой большой и резкой рецензией в истории литературы», было предпослано «Обращение к читателю» некоего доктора Иоаннуса Бергиуса. Суть его сводилась к тому, что этот доктор, прослышав о славе Кардано, купил его книгу и, прочитав ее, отослал Скалигеру, а тот обнаружил в сочинении Миланца множество ошибок и написал к нему комментарий. Уступая его, Бергиуса, настояниям, безмерно сожалея об ошибках Кардано и испытывая к нему отцовские чувства (как-никак на семнадцать лет старше), Скалигер согласился указать Кардано (и всему образованному миру) на его заблуждения. За обращением Бергиуса следовало вводное письмо автора, полное почтительности и уважения к Миланцу. Можно было бы ожидать, что и книга будет написана в том же духе. Но нет – она полна грубых оскорблений и выпадов против Кардано, который, по мнению его критика, написал в ней лишь чепуху, достойную осмеяния.
Итак, Скалигер вознамерился возвысить себя на обломках блестящей репутации Джироламо и с нетерпением ждал ответа из Милана. Но проходил месяц за месяцем, а Кардано ответного удара не наносил. Кто-то передал Скалигеру, что его оппонент будто бы не вынес позора и от огорчения умер. Как ни странно, Скалигер поверил этому и, так как убийство выдающегося литератора не входило в его планы и могло подорвать его репутацию, шестнадцатой книге аналогичных издевательских «Упражнений» он предпослал торжественную надгробную речь. В пышных, цветистых выражениях Скалигер превозносил достоинства Кардано, называя его «умом глубочайшим, счастливейшим и несравненным», «великим Мастером», который умер оттого, что его ошибки стали очевидны всем. Вероятно, Скалигер раздавал комплименты так же искренне, как оскорбления. Его мораль – мораль солдата Возрождения – позволяла ему отдавать дань уважения сокрушенному врагу после тяжелой битвы. Война – шпагой ли, пером ли – была для Скалигера игрой, грубой, жесткой, но игрой с правилами и ритуалами. А оскорбления и комплименты были ее неотъемлемой частью.
Можно предположить, какое удовольствие получил Кардано от такого поворота событий. Ответ своему критику («Первая речь против клеветы на сочинение «О тонких материях»») он опубликовал спустя два года после смерти Скалигера в виде приложения к третьему изданию книги. Он не называл имени своего оппонента и отвечал ему сдержанно, с чувством собственного достоинства. Там, где Скалигер использовал широкий меч, Кардано предпочел пользоваться тонкой рапирой. Позднее он писал, что Скалигер критиковал его исключительно для создания себе громкого имени, и не без удовольствия цитировал эпитеты из «Упражнений».
Глава 4
Закат
Единственное, что тревожило Кардано в «миланский период» жизни, – это судьба детей. Правда, дочь Клара не огорчала его; у нее был ровный и покладистый характер. В 1555 году она вышла замуж за «богатого и прекрасного юношу, миланского патриция Бартоломео Сакко». «Она, – вспоминал Кардано, – не причинила мне никаких беспокойств, если не считать расходов на ее приданое, но этот свой отцовский долг я исполнил с удовольствием и не обделил ее». А вот младший сын Альдо превратился из болезненного мальчика в дерзкого и непослушного подростка, немало досаждавшего отцу своими выходками. Но еще больше беспокоил Миланца старший сын Джамбаттиста...
Ах, дети, дети...
Детство Джамбаттисты было, в сущности, повторением детства Джироламо. «Он ощутил на себе все мои напасти, – писал Кардано, – а от моих успехов ему досталось очень немногое». Мальчику не везло с кормилицами, он часто болел и после одной из многочисленных лихорадок оглох на правое ухо. Внешностью он очень напоминал деда: как и Фацио, он был невысокого роста, с белесыми бегающими глазами и нежной кожей. Красноватая реденькая бородка, слабые и округлые, как у женщины, плечи и небольшой горб на спине делали его малопривлекательным юношей.
Кардано очень любил сына. Он занимался с ним науками, обучил игре на цимбалах и лютне, так как Джамбаттиста, несмотря на частичную глухоту, оказался способным к музыке. Мальчик был одарен и другими талантами, и Джироламо с гордостью писал о том, что споры между ними на медицинские темы всегда кончаются в пользу сына. Поэтому Миланец надеялся, что при благоприятных обстоятельствах Джамбаттиста сможет стать выдающимся врачом. Под влиянием отца он пробовал свои силы и в сочинительстве, опубликовав небольшой трактат о пользе употребления лука и чеснока.
Хотя Джироламо явно переоценивал способности сына, но даже он не мог не отметить некоторые печальные черты его характера. Джамбаттиста был неразговорчив, но легко возбуждался и тогда так сыпал словами, что производил впечатление человека не вполне нормального. В житейских делах он был неумел и безынициативен, иногда его поступки окружающим трудно было понять. Все это очень беспокоило Кардано, опасавшегося, что безвольный сын погубит свою научную карьеру, попав под каблук властной особы. Он решил, что будет лучше, если Джамбаттиста поскорее женится, и стал энергично подбирать достойную невесту. Но сын отвергал одну кандидатуру за другой.
В начале декабря 1557 года Джироламо донесли, что его наследник хочет жениться и что это событие произойдет в ближайшее время. Джамбаттиста не подтвердил этого, хотя над ним был учинен форменный допрос. Тем не менее отец не на шутку встревожился и несколько дней жил сознанием чего-то неприятного. Предчувствие не обмануло его: 20 декабря слуга принес известие – сын сочетался браком с Брандонией Серони, «девушкой, в которую он был влюблен, но у которой не было решительно никакого состояния».
Огорчился Джироламо чрезвычайно: Брандония пользовалась репутацией девушки сомнительной нравственности и дурного характера. Миланцу Лючия Бандарени досталась тоже без приданого, но ее родители не только не обременили его заботами, но даже поначалу помогли молодым. Тут же было все наоборот: Брандония вышла замуж явно по расчету. Она взвалила на слабые плечи молодого врача бремя содержания ее семьи: отца Еванжелисты, успевшего промотать свое состояние, матери, двух или трех незамужних сестер и трех братьев, промышлявших «законным разбоем» (они были солдатами-наемниками), а иногда и незаконным. Семейство Серони, надо полагать, надеялось не столько на заработки Джамбаттисты, сколько на деньги его отца, поскольку влюбленный простак умудрился рассказать своим будущим родственникам о якобы колоссальных гонорарах Кардано.
Джироламо решительно отказался принять молодых в свой дом и поддерживать их материально. Поэтому в течение всего 1558 года старший сын с женой вынуждены были жить лишь на его скромный заработок. Джамбаттисте пришлось распродать личные вещи, и в зимние дни он ходил по Милану в легкой одежде, совершенно неподобающей положению доктора медицины и члена коллегии. Жена и ее
