– Ненависти? – прошептал раб, словно недоумевая. – Что с тобою, Вастак? Я тоже ненавижу своих хозяев.
– Нет! – с хрипотой ответил Вастак, переводя дух и сдерживая внезапно прорвавшиеся страсти. – Ты не знаешь настоящей ненависти, не поймешь ее. Я пять лет работал в каменоломнях Херсонеса. Я дробил скалу и был прикован к скале цепью. Я ел мякину и спал на острых камнях. Утром меня будили не лучи солнца, а удары бича. Они сдирали с моих ребер кожу. Я пробовал умолять эллинов, даже плакал у ног их. Я был глуп. Жалость к рабу эллинам неведома. Они посмеялись над моей слабостью. Я бросался на своих истязателей с киркой в руке, но меня быстро успокоили кнутом и голодом. Я видел, как бесчестили девушек-рабынь и убивали их больных детей. И за эти годы ожесточилась душа моя. Я сумел бежать и поклялся всеми подземными богами и демонами отомстить Херсонесу. И я выполню свою клятву или погибну!
– Но ведь ты теперь свободен, близок Палаку, многократно им награжден. Разве этого недостаточно для полного счастья?
Беззвучно и жестоко смеялся Вастак, смотря на Ханака с издевкой.
– Да, я буду счастлив, красавчик, если на месте Херсонеса увижу развалины. Тогда я наберу пепла с его пожарищ, завяжу пепел в тряпку и унесу его с собою. Это – самое дорогое богатство, о котором я мечтаю. Гибели Херсонеса хочу я! О, если бы ты, Ханак, и все вы, херсонесские рабы, имели такую злость в душе, как у меня… Херсонес рухнул бы в одну ночь!..
– Я готов! – вскричал юноша. – Я хочу гибели Херсонеса! Говори: что я должен делать?
– Тсс… Не кричи так громко. Нас могут услышать дозорные, и тогда прощай мечты о свободе и мести. Нам с тобою заживо вырвут языки и выломают суставы. Лучше сядь поближе и говори.
Юноша присел на обрубок дерева.
– Город направляет послов в Синопу. Демиурги хотят просить Митридата о срочной помощи.
Вастак живо поднял голову.
– Когда уезжают послы? – спросил он.
– Должны были уехать сегодня вечером, но народ долго не соглашался на отправку хлеба за море. Хлеб – подарок Митридату.
– А теперь согласились?.. Пусть едут, дело долгое. Неужели ваши архонты всерьез надеются получить помощь до зимы?
– Нет. Но они рассчитывают продержаться до весны. Послов же посылают, надеясь поднять этим народный дух. Впрочем, мне кажется, что и демиурги и народ верят в какое-то чудо, право. Они ждут Митридата даже зимой, хотя сами понимают, что этого быть не может.
Вастак рассмеялся и дыхнул на Ханака запахом лука. Молодой раб сморщился и отшатнулся.
– Дело в том, Вастак, – добавил он, подавляя гримасу, – что в городе всего на три месяца хлебных запасов, а может, и того меньше. Если херсонесцы перестанут верить в скорую помощь из-за моря, то им остается признать свою неизбежную гибель.
– Гм… ты не глуп, мой красавчик. От кого ты узнал о запасах хлеба?
– Я подслушал разговор моего хозяина с вшивым Херемоном. Фу, противный, сморщенный гриф!
– Хо-хо! Сморщенный, говоришь?.. И вшивый? Но я думаю, что золотых монет у него больше, чем вшей. Эх, хотел бы я растрясти его сундуки!.. Так, по твоим словам, хлеба у них не более, чем на три месяца?
– Да, так говорили!
Вастак задумался, смотря в догорающую кучку углей.
– Могу сообщить тебе еще кое-что, – добавил раб.
Оба собеседника перешли на сдержанный полушепот, потом заговорили совсем тихо. Старуха сидела поодаль, еле видимая в полутьме. Она молчала, нахохлившись и втянув голову между плечами, похожая на спящую птицу. Через некоторое время Вастак окликнул ее:
– Эй, Соза, подойди сюда!.. Скажи, дорогая, у кого хранятся ключи от дверей жилища богини Девы?
Старуха вздрогнула. На ее совином лице появилось выражение страха и внутренней борьбы.
– О!.. Богиня безопасности, она неприступна!.. Не говорите о ней! Она услышит и накажет нас!
– Ну, не пугай… Отвечай на вопрос. Или боишься?
– Богиня всемогуща!.. Вастак, ты страшишь меня своим вопросом. Я отвечу тебе, но заклинаю тебя и твоих друзей не предпринимать ничего против божественного састера! Дева страшна в гневе! Великое несчастье ожидает всякого, кто посягнет на богиню!
– Чепуха! Скажи – как можно пробраться в жилище Девы?
– У старшей жрицы Маты есть ключ от сундука, на котором спит Лоха, старшая надо мною. В сундуке заперт ключ от дверей опистодома – жилища богини… Мата не может взять ключ без Лохи, а Лоха не может открыть сундук без Маты… Горе нам, горе нам!
– Почему нам горе? Мы выполняем волю царя Палака. Значит, за все он и отвечает. А посягать на ваш састер я не собираюсь, это тавры горят желанием получить его обратно, а Палак хочет им помочь через меня. Вот и все.
– Ох-ох! Да минует нас гнев богини!
Старуха прижала руки к иссохшей груди, дрожа всем телом.
– Значит, – рассуждал Вастак, глядя на Созу, – нужны железные топоры, чтобы сбить замок.
– Какие страшные слова ты выговариваешь, воин! Я удивляюсь, что мы еще не поражены молнией. Если
