слова, произносимые на неизвестном языке, но крепкие, судя по интонациям, придаваемым этим словам. Потом древний «саксаул» вылез и попросил открыть капот. Сам он этого делать не умел.
Арамич приоткрыл капот, и «аксакал» схватился за голову. Такого количества разных деталей он себе не представлял. В его грузовике, который он приобрёл в пустыне в тридцатых годах, деталей было меньше. Арамич стал терпеливо объяснять многоженцу устройство и принцип действия двигателя внутреннего сгорания. И тут стало ясно, что «аксакал» не так уж плохо знает русский язык и не совсем далёк от двигателей внутреннего сгорания.
— Дедуля, — не выдержал Порточенко, — чего вы тогда морочите голову?
— Это вы мне морочите голову, — сказал дедуля.
— Будешь брать или нет? — прямо спросил Порточенко.
Видимо, дедуля всё-таки не настолько хорошо знал автодело, чтобы сразу определить все недостатки машины, а может быть, мастер был специалистом своего дела, — во всяком случае, дедуля сказал:
— Беру.
Видно, у него было безвыходное положение. Жениться нужно было быстрее, поэтому перешли к торгу. Оценили машину, как договорился Арамич, в два куска [9], чтобы комиссионные были меньше. Это поставили дедуле в строку и потребовали с него шесть кусков.
Жених божился, что в жизни не видел таких денег.
Вартанян, ошарашенный суммой, тоже расслабился и сказал Атасову:
— Она же столько не стоит.
Атасов веско ответил:
— Она стоит столько, сколько за неё дадут.
Вартанян промолчал. Потом упрямо сказал Атасову:
— Я возьму ровно столько, сколько она стоит.
— О’кей, — ответил Атасов.
Вартанян направился было к старику, но Атасов преградил ему дорогу:
— Вот этого делать нельзя. Не стоит портить дело. Мы ваши условия приняли. Остальное вас не касается.
А торг с ретивым влюблённым всё разгорался. Дедуля сбрасывал халат, рвал на себе бороду, валялся в пыли, но Порточенко цену не сбавлял.
Вартаняну стало не по себе. Он хотел прекратить торг и отдать машину за сколько угодно, лишь бы не присутствовать при этом постыдном зрелище. Но Атасов не подпустил его к торгующимся.
— Вы поймите, — объяснял он Вартаняну, — у него там ещё две машины, если не больше. Для него заплатить шесть тысяч всё равно что мне купить цветной телевизор.
И как бы в подтверждение слов Атасова старик вдруг успокоился, стряхнул с халата пыль, и все вместе пошли оформлять документы. Никаких расписок не брали, просто попросили старика издали показать деньги. Дедуля развязал чулок и показал. Намётанный глаз Атасова сразу оценил пачку. Дальше оформляли документы, потом состоялась передача денег. Дедуля не пытался жульничать или отказываться, понимая, что от четверых ему сбежать не удастся.
Затем он поехал на своей машине, а друзья, отсчитав положенный процент оценщику и заплатив за ремонт, отправились в ближайшую забегаловку обмыть удачную сделку.
— Мне лишнего не надо, — сказал Вартанян, когда они выпили по одной. — Я возьму только то, что стоит машина.
— За вычетом своей доли ремонта, — добавил Порточенко, — и комиссионных.
— Хорошо, — сказал Вартанян. Его это устраивало.
Не прошло и получаса после продажи машины, как в забегаловку, где обосновались Вартанян и компания, влетел старик в сопровождении двух милиционеров. Путая русские и иноязычные слова, гордый «корабль пустыни» размахивал руками и бросался на Вартаняна.
Вартанян хотел сбежать, но железная рука Атасова удержала его.
— Спокойно, — сказал Атасов тихо. — У нас всё чисто.
— Пройдёмте, — вежливо предложил лейтенант.
— С удовольствием.
Все вместе прошли в отделение.
Старик брызгал слюной, бил себя в грудь и кричал «плохо, плохо». В отделении Вартаняну был задан вопрос, его ли это машина. Вартанян ответил утвердительно.
— Сколько вы получили за свою машину? — спросил лейтенант.
— Две тысячи, — не соврал Вартанян, — за вычетом комиссионных.
— А вот товарищ утверждает, что вы взяли шесть. А машина у него стала разваливаться сразу за углом.
Тут в разговор вступил Атасов:
— Скажите, пожалуйста, у товарища есть расписка о шести тысячах?
У товарища расписки не было.
— А что касается повреждений, то товарищ имел возможность осмотреть машину и даже проехал на ней. Думаю, что он просто не умеет её водить, поэтому и начались аварии. Такое впечатление, что товарищ вообще ездит не по своим правам, а правил не знает вовсе. А Москва — это многомиллионный город с интенсивным движением, не знать правил уличного движения при езде по Москве — почти совершить преступление
— Это точно, — сказал лейтенант и обратился к «аксакалу»: — Разрешите взглянуть на ваши права?
— Мы свободны? — спросил Атасов.
— Да, — ответил лейтенант. — Остапенко, запиши их данные и отпусти.
Четверо друзей спокойно ушли из отделения, преисполненные чувства собственного значения. Но чувство это сохранилось у них ненадолго. При встрече с Тревильяном оно рассеялось как сон, как утренний туман.
Тревильян уже знал о манипуляциях с машиной, не знал только, сколько было за неё выручено. И едва друзья вошли в его кабинет, он набросился на них с проклятиями и угрозами. В основном он бранил троицу за то, что она сбивает молодого человека с пути истинного. Но это был, так сказать, внешний план крика. Сверхзадача была другая.
Тревильян говорил о том, что Король разгневан, что никто не имеет права самовольно совершать незапланированные акции. Никакой самодеятельности Король не допускал.
— Разве я не имею права продать собственную машину? — наивно спросил Вартанян.
— Ты, дорогой, имеешь право на что угодно, но они, вот эти мерзавцы, не имеют права пользоваться моими каналами без моего разрешения.
— Какими каналами? — удивился Вартанян.
— А такими, — сказал Тревильян, — ремонт делал мой человек, оценку — наш человек.
Пока Тревильян объяснял Вартаняну, трое друзей уже давно поняли, о чём идёт речь. Да и как они могли подумать, что Тревильяну не станет известно об их проделке.
— Собственно, никто и не собирался делать из этого секрет, — сказал Атасов.
— Да-да, — подхватил Арамич, — мы действовали от вашего имени, но, естественно, и в ваших интересах.
— Я и не сомневался, — успокоился Тревильян, — потому и ругаю вас только за то, что вы портите мальчика.
— Порточенко сейчас отсчитает вам, — сказал Арамич.
— Почему это Порточенко отсчитает? — возмутился Порточенко.
— Действительно, — продолжил Атасов, — не отсчитает. а выложит, потому что отсчитано уже давно.
Порточенко обиженно вынул из кармана свою долю, завёрнутую в мятую газетку, и положил её перед Тревильяном. Тревильян сунул её, не считая, в ящик стола.
— Ну а теперь можно и к Королю.
Король в этот вечер принимал в бане.
