задыхалась, хватала себя за голову, за бока, корчилась от боли, не могла остановиться. Затем, вытерев слёзы, сказала: «Ну умора» — и продолжала завтракать.
Вартанян сначала отнёс эту реакцию на счёт своей неопытности в амурных делах и тут же попытался реабилитировать себя. Но все его разговоры о женитьбе наталкивались на искреннее недоумение Бонасеевой.
Завтрак окончился, она пошла мыть посуду, он пошёл за ней, не переставая пылко говорить об одном и том же. Бонасеевой было уже не до смеха: впервые за всю свою трудовую деятельность она пожалела, что сегодня воскресенье и не надо идти на работу. Для Бонасеевой это была очень глубокая мера сожаления.
В конце концов ей пришлось сказать Вартаняну: «Глупышка, да разве тебе так плохо?» — не поясняя далее все преимущества брака по расчёту перед браком по так называемой любви.
На миг Катя представила себя женой Вартаняна, и ей снова стало весело. Затем Катя нашла какой-то предлог выйти из дома, чтобы отделаться от «жениха», а Вартанян, огорошенный неудачным сватовством, побрёл в свою комнату поразмышлять о причинах такого сокрушительного поражения, которому, по мнению Атасова, любой мало-мальски уважающий себя мужчина радовалг ся бы ещё дня три. Ибо, по утверждению всё того же Атасова, только в юности нас одолевает проблема, как сойтись с женщиной, а всю остальную жизнь — как разойтись. Но, увы, и Атасова с его сентенциями не было, да и видеть его Вартаняну после вчерашнего вовсе не хотелось. Ни его, ни остальных друзей: от этого становилось ещё грустнее.
Вартанян почувствовал себя совсем одиноко в этом большом и чужом городе. «Никому я здесь не нужен», — подумал он тоскливо. Но это было не так: вскоре вернулась Катя, обнаружившая в почтовом ящике повестку на имя Вартаняна, в которой ему предписывалось явиться на другой день в определённое учреждение к товарищу Ришельенко, Она отдала повестку Вартаняну, после чего он опять начал целовать Катю так, что со стороны могло показаться, он всю жизнь только и ждал эту повестку. Потом наступило время обеда, затем ужина, причём обед пришлось совместить с ужином.
А потом Вартанян зашёл ненадолго в свою комнату, чтобы взять документы, одеться соответствующим образом и пойти к Ришельенко,
Глава 20
Аудиенция
Вартаняна быстро пропустили и даже проводили до кабинета Ришельенко. Ришельенко встал и поздоровался с ним за руку, что делал не каждый раз и далеко не со всеми.
Вартаняна это смутило, хотя вид Ришельенко его несколько разочаровал. Воображение, подогретое детективами и рассказами недавних друзей, рисовало нечто более массивное и близкое к супермену. Напрасно Вартанян искал седину на висках Ришельенко, не было видно и медального профиля. Обычный человек, мимо такого пройдёшь не заметив, разве что глаза какие-то более пристальные. Смотрят серьёзно и прямо в душу, и уже когда ты хочешь отвести свой взгляд от них, чуть не испугавшись этой пристальности, в них загораются озорные огоньки, и все вроде обходится спокойно и приветливо.
Беседу начал Ришельенко. Он сообщил Вартаняну столько подробностей его поездки в Одессу, что Вартанян не удивился только потому, что уже знал, кто такая Мила. Но интересного было много. Стали ясны не достающие подробности исчезновения его друзей в аэропорту, подробности одесских перемещений Жоры, а также источник возникновения подвесок. И вся неприглядная картина, скрытая до недавнего времени от Вартаняна, начала вырисовываться всё отчётливее. Вартанян не слишком удивлялся, поскольку сам уже стал догадываться о закулисной стороне дела о подвесках. Не далее как вчера он наблюдал объяснения своих друзей.
Кроме того, осадок отношений с Катей Бонасеевой также не растворился до конца. Вартанян не удивлялся, он просто яснее увидел свою роль в этом театре масок и расстраивался всё больше и больше. Ришельенко, хорошо чувствующий оттенки настроения собеседника, несколько растерялся, ожидая всё-таки и удивления, но профессионально бесстрастно продолжал беседу.
Ришельенко знал всё. Даже то, чего не знал. Но одно он не мог понять: как Вартаняну удалось объегорить не только Жору, но и Милу с этими подвесками, как удалось ему подсунуть Жоре им же заготовленные фальшивые? Профессиональная гордость Ришельенко была уязвлена. Поэтому он решительно перешёл в разговоре с Вартаняном на «ты».
Ришельенко долго ходил вокруг да около, а потом спросил напрямую. Вартаняну нечего было скрывать: дело-то было уже сделано. И он рассказал Ришельенко всё как было, опустив при этом некоторые мелкие детали, касавшиеся их с Милой отношений и к делу не относившиеся.
Ришельенко внимательно выслушал, покачал головой и спросил вдруг, что Вартанян собирается делать дальше.
— В институт поступать и учиться, — ответил Вартанян.
— На кого? — спросил Ришельенко.
— На инженера, — ответил Вартанян.
— Да-а, — сказал Ришельенко.
— А что? — спросил Вартанян.
— Да так, — ответил Ришельенко, подумал и продолжил: — Не знаю, есть ли у тебя способности стать инженером, но знаю, что есть в тебе порядочность, молодой напор, честность и даже наивность. Хорошие внешние данные, спортивность, склонность к анализу. Это на первый взгляд. Есть, конечно, и лишнее, и многого нет, но всё поправимо. Главное — хорошее отношение к окружающим. Так вот, может, лучше по нашей части пойдёшь?
— Я мечтал стать инженером.
— Да, — сказал Ришельенко, — ещё забыл про упрямство. Смотри, по нашей части у тебя явные способности. Так что подумай.
— Я думаю, что инженеры вам тоже нужны.
— Инженеры всем нужны. Кстати, как поживают твои друзья?
— Это Атасов…
— И остальные.
— Не знаю. Я с ними не так часто теперь вижусь.
— Людишки не самого первого сорта.
— Да, я уже понял после этой истории.
— Вот видишь, какой ты молодец. Может, всё-таки подумаешь? Нам такие люди нужны. На юрфаке поучишься — и к нам.
— Да нет, я на инженера хочу.
— Ну смотри. А твоих друзей мы всё-таки попробуем исправить. Передай им, чтобы не вздумали уклоняться от повесток. Так лучше будет. Всё равно ведь найдём. И будем исправлять.
— Но они в принципе неплохие ребята, — попытался защитить их Вартанян.
— Но ведь и не хорошие.
— Может, и не очень, — вынужден был согласиться Вартанян.
— Ну ладно, ты всё-таки подумай, о чём мы говорили, и позвони, если что. Ладно? — И Ришельенко написал Вартаняну свой номер телефона. — До свидания.
— До свидания, — ответил Вартанян.
Он вышел на улицу и медленно брёл, наслаждаясь утренним воздухом. Что его ждало впереди, он ещё не знал, знал только — что-то хорошее. Потому что если бы ждало плохое, то Ришельенко не выпустил бы его вот так просто на улицу и не звал бы к себе на работу.
Но не успел Вартанян отойти от подъезда и на пятьдесят шагов, как увидел Милу. Во рту мгновенно пересохло. Захотелось броситься ей навстречу, но он сдержался и даже помрачнел.
— Привет! — радостно воскликнула Мила.
— Здрасте, — ответил он,
— Ты что, не рад мне?
