Когда господин Мавроди вышел наконец из тюрьмы, родные и близкие стали думать, чем бы его утешить. В Думу выбрали. Не весел. В Думу не идет, ну ее, говорит, пошлите какого-нибудь отсидчика. Сидит у окошечка и вздыхает. «Батюшка, — плачут родные и охрана, — смотри, вон твои акционеры пришли, целая тыща, с плакатиками, смешные какие человечки, копошатся, кричат чего-то, вон упал один, затоптали… ну, взвеселись, радость наша!» Нет, нет и нет. Уберите, говорит, их, с души воротит. «Может, пристрелить кого? — предлагает охрана. — А то мы мигом! Все одним завистником меньше будет!» Только поморщился. «А то завалимся куда, — шепчет тайный советник, — оттянемся, а?» — «Куда это вы оттянетесь? — напряженным голосом спрашивает жена Лена. — Я вам завалюсь! Все дома есть. И утешаться здесь будете. Я вам завтра самых отборных в мире баб прямо сюда приведу. Ну, сколько их там, этих мисс, штук двадцать? Вот. И выберем здесь самую отборную. По телевизору покажем. Ты, Мавродьюшка, прямо дома и посмотришь. И никуда тебе не надо ходить. А мне давно пора себя показать. Сколько уже не показывала. Что мне, так и сгнить на кухне? Да я, между прочим, и сама их всех могу победить. Одной левой. Хочешь, у тебя жена будет „Королева мира — 94“? А-а, испугался? Тебе нельзя, акционеров боишься. Да ладно уж, мне это и самой неинтересно. Я, может, по профессии председатель жюри!»
И понеслось. Написали письма, пригласили всех знакомых из заграницы. Из Финляндии приехал знакомый дизайнер, из Австрии знакомый управляющий директор, из Италии знакомый адвокат, еще откуда-то знакомые психолог и хоккеист, все компетентные люди, специалисты по девушкам, ну и Махмуд Эсамбаев, естественно, без него просто неприлично. А человек безотказный. Это еще Черный Абдулла, бывало, вскрикнет: «Махмуд!» И уже сразу поджигают нефть.
Со всего света покатились в Москву королевы красоты, сначала штук двенадцать прикатило, с ними уж и хотели начинать, но тут довсюду дошло наконец, что русский МММ устраивает междусобойчик с бо- ольшими бабками победительницам, и вдруг привалила целая орава королев, целых сорок три.
Ну, тут уж сняли напрокат театр бывшей Красной армии. Народ подъезжал все свой, бизнесмены, которые на этот вечер оставили родные банки, ларьки, обменные пункты, подопечных, с которых в этот раз так и не добрали денег, прихватили полураздевшихся подруг, сели в тачки, типа «Мерседес», и все пошло, как в лучших домах.
Телевизионщики применяли свой коронный коварный прием: над головами собравшихся, посвистывая, проносилась длинная железная оглобля, к носу которой была присобачена камера, оглобля камерой заглядывала в лица, ища ликующие и тщательно их снимая, вдруг оказалась нос к носу с моей мм… лицом, оцепенела, ойкнула, отшатнулась и унеслась на бреющем, пошевеливая прически оживленных клиентов.
Жюри уселось выше всех, в ложе, виднелась лишь папаха Махмуда Эсамбаева.
Бизнесмен в зеленом пиджаке, тыча за спину большим пальцем, удовлетворенно сказал бизнесмену в красном пиджаке:
— Сидор, там один мужик говорит, что он — Жириновский.
— Чё, псих или правда?
— А тебе есть разница?
Разница была мне, я оглянулся и обнаружил прямо позади себя живого Владимира Вольфовича в окружении суровых товарищей по борьбе.
— Боже мой! — сказал я. — Владимир Вольфович!..
— А что же, — быстро сказал он, — у человека не может быть личной жизни?
— Да, но…
— Никаких но! Личная жизнь у человека должна быть! И на сорок, даже на пятьдесят процентов она должна выражаться в красивых отношениях. И если вам будут показывать красивое тело, это вас будет возвышать. Меньше будет у вас животных инстинктов. Человек будет стремиться, чтобы у него стали такие же мышцы, если показывать мужчину, или чтобы у девочки появились какие-то элементы… э-э, женской красоты.
— Вы без жены?
— С женой мы вчера были во МХАТе. Современный спектакль, перестройка, наши сегодняшние реалии. Вот так. А сегодня мы решили сходить чисто мужской компанией. Без женщин. Чтобы можно было свободно обменяться мнениями. В баню же с женой не ходят.
— Других депутатов Думы не заметили?
— Да нет, они сюда не придут, побоятся. Им бы только там, в комитетах, дискуссии бесплодные. А дома он — фанатик, домостроевец! А мне нужны особые ситуации, чтобы снимать стресс. Очень ущербная жизнь у политика, вот пришел отдохнуть, а вы не даете. Да нет-нет, куда вы, спрашивайте, спрашивайте, раз уж… Вчера пришел в театр, тоже журналисты набросились, пришлось даже выступать. Пришел домой пообедать после митинга, дома толпа людей уже набежала. И все с вопросами.
— А может бросить все?..
— Нет, я просто другим такой жизни не желаю. Вот сидим, а начало все откладывается, а у меня дела, меня уже ждут люди, надо отдать распоряжения. Боюсь, что лишь первый тур мы посмотрим, а уж результаты узнаем из новостей. Мы же хотим сделать между собой ставки, ну, поставить на девушек, кто победит. Междусобойчик. Вечером узнаем результат и разделим выигрыш. Свое казино, партийное. Народ у нас азартный, чуть что — делаем ставки. Но вот началось, извините, мы должны следить…
Тут на сцене возникла пара братьев Верников, улыбавшихся так сыто, загадочно и ошалело, будто только что вылезли они из королевских раздевалок. А может, и вылезли, кто их знает, какие там дела у королев с братьями. Облизываясь, они принялись рассказывать о том, что нам покажут сначала, потом: «и наконец, третий тур. Самый волнующий, самый, мы бы сказали, интимный, ибо девушки предстанут без… (облизнулись) национальных костюмов, без… (облизнулись) вечерних костюмов. Они предстанут!!! (Пауза, многочисленные мелкие телодвижения, глаза вылезают из орбит!) В костюмах купальных!!!»
Я так понял, что этим осатаневшим братьям специально несколько лет не показывали ни одной женщины, даже в пальто.
— Э-эмм… — сказал один из этих сексуальных маньяков, — я стоял там… И вспомнил песенку: «Если б я был султан, я б имел… э-э, имел! трех жен!» Какой счастье! Но почему не сорок трех? Тут у нас за кулисами сорок три, э-э… И я лично чувствую себя абсолютным султаном!
Но тут уже, видимо, испугавшись, что сексуально озабоченные Верники кинутся за кулисы, чтобы там осуществлять свои желания и иметь наконец всех жен, гарем вывалил на сцену. О господи!
На мой устаревший и глубоко субъективный вкус зрелище было удручающим. Огромные, плохо сложенные в большинстве своем девицы с приклеенными улыбками. Я хотел бы посмотреть на людей, которые отбирали этих странных девушек и где-то там назначали их первыми красавицами. Даже по собственным, весьма небогатым впечатлениям от заграницы я могу сделать нахальное заявление: эти девушки далеко не первые красавицы в своих странах. Я видел в той же Германии, Италии, Франции или в Англии, например, просто ослепительных женщин. Это надувательство, господа!
— Ну что ж, — сказал сзади Владимир Вольфович соратникам, — на работе руководители тоже иной раз злоупотребляют с подчиненными женщинами. То же самое — студентки и преподаватель, тренер и спортсменки. Это, к сожалению, есть, когда девушки вступают в такие отношения ради оценки, зарплаты, квартиры, карьеры. Или чтобы победить на конкурсе. Рынок вторгается в личную жизнь. Деньги решают все. К чему мы придем?! А? А главное — сделать правильное половое воспитание! Ну, ставки сделаны? Тогда пошли!
Более всех поразила меня «Мисс Россия», изможденная девушка с задерганным злым лицом, это она-то у нас всех краше? И вдруг я понял. Они не красоту женщины вообще собой олицетворяли, а женский тип того или иного народа, и все встало на места. Да, именно такие, коренастые, с широким лицом — настоящие шведки, такие, сотканные из мелких переливающихся движений — настоящие шриланкийки, и именно такие — исхудавшие, с выпирающими ключицами и острыми коленками, на грани истерики — сегодняшние русские женщины. Но зачем тащить на сцену наше несчастье?
Тут вдруг из-за кулис выдвинулся в полном составе хор имени Пятницкого. Приглашенный, видимо,
