Собрание сочинений. Т. 1

         Эгла больше не нужна.
         Все суровее отец…
         Скучно. Скоро ли конец?
         Грязь томит. Весь день, как вол,
         Он вчера зерно молол.
         Братья злы. Вокруг темно.
         Жизнь, как камень. — Все равно…
         Полон горечи тупой,
         Иафет во тьме слепой
         Лег на доски и лежит.
         Дождь грохочет. Пол дрожит.
         Ли позвала: «Иафет…
         Принести тебе обед?»
         — Не хочу. — Печально Ли
         Села к матери вдали.
         «Иафет! — позвала мать.—
         Ты б помог мне дров собрать».
         — «Не хочу». — «Ты болен?» —
         «Нет». — Стиснул зубы Иафет.
         «Иафет…» — позвал вдруг Ной
         И в ответ — глухой струной
         Хриплый плач прорезал тьму.
         Волны бьются о корму…

Старый Ной склонился к сыну, гладит волосы рукой.
Ли, как раненая серна, вся полна немой тоской.
И на плач со дна ковчега, гулким эхом отражен,
Подымается голодный, темный, злой звериный стон.

8.

Неоглядно и пустынно плещет ширь враждебных вод.
С жалким криком вьется в небе птиц бездомных хоровод.
Но сквозь дождь внизу, все ближе подплывает к ним ковчег
И измученные птицы камнем пали на ночлег.

         Сразу кровля ожила —
         Вся трепещет, вся бела.
         В тучах чуть сквозит закат.
         Птицы радостно шумят…
         Эгла мчится в хлев: «Эй, Хам!
         Слышишь? Птицы снова там».
         Хам вскочил, взял толстый сук
         И полез наверх сквозь люк.
         Злая, сильная рука
         Беспощадна и метка…
         Птицы бьются, не летят,
         Тонут, падают, кричат…
         Но внезапно за спиной
         Вырастает старый Ной:
         «Хам, не смей! Ты слышишь? В хлев!»
         В крике — скорбь и властный гнев…
         — Но, отец, не ты ли сам
         Столько птиц оставил ТАМ?
         Этих жалко стало вдруг?..—
         И опять заносит сук.
         «Хам, не смей!..» Как зверь ночной
         Прянул к Хаму грозный Ной.
         «Сброшу в воду!» — Замер крик.
         Быстрый взгляд тяжел и дик…

Злобно пятясь, как гиена, Хам во тьме сползает вниз.
Птицы смолкли и ложатся. Горизонт туманно-сиз.
Дождь и волны чуть вздыхают. Средь крылатых сонных тел
Ной стоял и долго-долго на гостей своих смотрел.

9.

В хлеве грязного ковчега все сильней протяжный рев.
Но со смрадом звери свыклись, теплый мрак для них покров.
Дождь и плен давно привычны. Что ж волнует темный скот?
Это вспыхнул жадный голод. Жертвы стонут — он ревет.

         Кольца влажных гибких змей
         Душат трепетных коней.
         Львы, порвав веревки пут,
         В темноте верблюдов рвут.
         У смердящих кровью стен
         Зло горят глаза гиен.
         Мяса! Мяса! Пир кишок
         Все вбирает в свой мешок:
         Белых нежных лебедей,
         Серн, кротов и лошадей,
         Сонных ласковых ягнят
         И слепых еще щенят.
         Липкий пол в крови, в пуху…
         Чей светильник там, вверху,
         Брызнув светом по стене,
         Закачался в глубине?
         Ной проснулся. Он не раз
         Шел на стоны в поздний час.