— Как вы получили Джандера, Глэдия? Их было всего два, и оба в доме доктора Фастольфа. Доктор Фастольф просто дал вам его в полусобственность?
— Да.
— Почему?
— По доброте, я думаю. Я была одинока, разочарована, несчастна, чужая в чужой стране. Он дал мне Джандера для компании, и я вечно буду ему благодарна. Это длилось всего полгода, но будет ценно для меня всю мою жизнь.
— Доктор Фастольф знал, что Джандер ваш муж?
— Он никогда не говорил об этом, так что не знаю.
— А вы говорили?
— Нет.
— Почему?
— Не считала нужным, но вовсе не из стыда.
— Как это случилось?
Глэдия напряглась и враждебно спросила:
— Зачем мне объяснять вам это?
— Глэдия, время идет. Не воюйте со мной на каждом шагу. Вы расстроены тем, что Джандер… что его нет?
— Зачем вы спрашиваете?
— Вы хотите знать, что случилось?
— Опять-таки — зачем вы спрашиваете?
— Тогда помогите мне. Мне нужна вся информация, какую я могу получить, если я хочу хотя бы начать разработку этой, похоже, неразрешимой проблемы. Как Джандер стал вашим мужем?
Глаза Глэдии заволокло слезами.
— Обычно роботы не носят одежды, но они так сконструированы, как будто одеты. Я хорошо знаю роботов, поскольку жила на Солярии, и у меня есть некоторый художественный талант…
— Я помню ваши световые формы.
Глэдия благодарно кивнула:
— Я готовила новые рисунки для новых моделей. Они, по-моему, более интересны, чем те, какими пользуются на Авроре. Некоторые из моих рисунков здесь на стене. Есть и в других местах в доме.
Глаза Бейли пробежали по рисункам.
Он уже заметил их. Изображенные на них роботы не были похожи на тех, какими они бывают в действительности, — чрезмерно вытянутые в длину, неестественно изогнутые. Теперь он видел, что искажение было задумано очень умно. Глядя на них с новой перспективы, он увидел, что эти детали напоминают одежду. В них было что-то от костюмов слуг викторианской Англии — он видел такие в одной книжке.
Интересно, знала ли Глэдия о них, или просто случайное совпадение? Когда Бейли впервые увидел эти рисунки, он решил, что Глэдия окружила себя роботами, имитируя жизнь на Солярии. Она говорила, что ненавидела ту жизнь, но эти слова были только результатом ее размышлений. Солярия была единственным домом, который она хорошо знала, и его нелегко выбросить из памяти, да и вообще невозможно.
Этот фактор мог присутствовать в ее рисунках, даже если ее новые занятия дали ей более приятные сюрпризы.
— Я имела успех. Некоторые концерны, производящие роботов, хорошо платили мне за мои рисунки, и было очень много случаев, когда уже существующих роботов покрывали заново по моим указаниям. Это давало мне определенное удовлетворение и в какой-то мере компенсировало эмоциональную пустоту моей жизни. Когда доктор Фастольф дал мне Джандера, робот, конечно, был в обычной одежде. Доктор был настолько добр, что дал мне множество сменной одежды для Джандера, но в ней не было ничего особенного, а мне хотелось купить более, на мой взгляд, подходящее. Это означало, что надо было тщательно измерить Джандера, потому что я хотела заказать одежду по моим рисункам. Джандер разделся, и только тогда я полностью осознала, насколько он приближается к человеку. Ничего не было упущено, и те части, которые должны были напрягаться, и в самом деле напрягались, и находились, как и у человека, под контролем сознания. Я спросила, функционирует ли его пенис. Джандер ответил, что да, я заинтересовалась, и он продемонстрировал. Вы понимаете, что как ни похож он был на мужчину, я знала, что он робот. У меня есть некоторые колебания насчет прикосновения к мужчинам, и это наверняка играло какую-то роль в моей неспособности получить удовлетворение от секса с аврорцами. Но это был не мужчина, а я всю жизнь была с роботами, и свободно могла касаться Джандера. Я быстро осознала, что хочу коснуться его, и он быстро понял, что я хочу этого. Он был тонко настроенным роботом, и тщательно следовал Трем Законам. Не дать радость — это вызвать разочарование, которое можно расценить, как вред, а он не мог вредить человеку. И он старался дать мне радость. Именно потому, что я знала о его желании дать мне радость — чего я никогда не видела в аврорских мужчинах — я и в самом деле радовалась, и постепенно дошла до полной… Я думаю, это и есть оргазм.
— Значит вы были полностью счастливы?
— С Джандером? Да, конечно.
— Вы никогда не ссорились?
— Как же это возможно? Единственная его цель, единственный смысл его существования — быть мне приятным.
— Вас не смущало, что он делал это только для того, чтоб быть приятным вам?
— Не все ли равно, по какой причине кто-то что-то делает?
— Когда вы узнали полноту чувств, у вас ни разу не было желания сделать то же с аврорцем?
— Это было бы бесполезно. Я хотела только Джандера. Теперь вы понимаете, каково мне было потерять его?
Обычно серьезное выражение лица Бейли стало торжественным:
— Я понимаю, Глэдия. Простите, что я недавно причинил вам боль. Тогда я еще не вполне понимал.
Она заплакала, и он ждал, не зная, как утешить ее. Наконец, она вытерла слезы.
— Еще что-нибудь?
— Еще несколько вопросов на другую тему, и я больше не буду докучать вам.
Затем он осторожно добавил:
— Сегодня вы знаете, что многие считают доктора Фастольфа виновным в убийстве Джандера?
— Да.
— Вы знаете, что сам доктор считает себя единственным, кто мог бы убить Джандера тем способом, каким его убили?
— Да. Доктор сам говорил мне это.
— Думаете ли вы, что Джандера убил доктор Фастольф?
Она неожиданно резко взглянула на Бейли и сердито сказала:
— Конечно, нет! Зачем ему это? Джандер был его роботом, и доктор очень заботился о нем. Вы не знаете доктора, Илайдж. Он добрый человек, он ничего не мог плохого сделать кому-либо, и уж тем более роботу. Этого просто не могло быть.
— У меня больше нет вопросов, есть только одно дело сейчас — взглянуть на Джандера, если вы позволите.
Глэдия встала. Ее простое платье не было черным, как полагалось бы на Земле, а какого-то тусклого цвета, без единой яркой искорки, и даже Бейли, отнюдь не знаток одежды, понял, насколько это платье траурное.
— Пошли, — тихо прошептала она.
Они прошли через несколько комнат, по коридору и поднялись по короткому пролету лестницы в маленькую комнату, одна стена которой светилась. В комнате были койка и стул, больше ничего.
— Это была его комната, — сказала Глэдия.
Затем, как бы отвечая на мысли Бейли, она добавила:
