Кумары, десять в Ново-Андреевку Даше Дьяченко.
— Хорошо, — шепчет Соня, и оба на цыпочках, чтобы не потревожить бабушку, выходят из дому.
Осторожно крадутся юноша с девушкой по садам, огородам Катеринки, Петровки, затем Крымки. Чутко прислушиваются к каждому звуку, ловят каждый шорох. А шорохов, как на грех, так много. И под утро усталые, но счастливые, прощаются.
— До завтра.
— Нет уж, до сегодня, — улыбаясь поправляет Миша.
Глава 18
ПОЕДИНОК
Утром люди прочли на столбах и дверях листовки, написанные чернилами по-печатному:
«Ко всем советским людям Одесщины!
Фашисты распространяют слухи о том, что в савранскпх лесах появились бандитские шайки, которые грабят местное население. Не верьте, это ложь!
Фашисты называют грабителями людей, которые не хотят им покориться и борются против них
Они хотят вас заставить предавать партизан. Но они знают, что люди, которые борются там, в Саврани, за Родину, — не бандиты, а ваши сыновья, отцы, братья.
Подлые захватчики пришли к нам и хотят отнять все, а нас сделать батраками.
Но этого не будет. Скоро настанет конец фашистскому панству на Украине.
Помогайте партизанам! Смерть изменникам! Смерть фашистам!
Жители Крымки и окрестных сел еще не видели такого переполоха, такого смятения в крымской жандармерии. С самого раннего утра вся полиция была поставлена на ноги. Главное — к полудню выяснилось, что такие же листовки были расклеены в Катеринке, Петровке, Каменной Балке, Кумарах, Ново-Андреевке.
Чуть свет локотенент Анушку ускакал в Первомайск и вернулся оттуда с отрядом жандармов.
Бегали, рыскали по селу жандармы, но напасть на след не удавалось. Толпою ходили они по хатам в сопровождении местных полицейских, спрашивали жителей, — не видели ли накануне вечером или ночью чужих людей на селе. Жандармы и полицаи не на шутку перетрусили, они суетились, но принимать какие- либо жесткие меры побаивались. Ведь получалось, что где-то рядом действуют партизаны, и кто знает, в какую минуту и из-за какого угла стережет их зоркий глаз мстителя.
Семен Романенко, почти ни с кем на селе не здоровавшийся, сегодня почтительно раскланивался крымчанами.
Хлопцы смеялись, видя такое «уважение» к себе со стороны начальника полиции, и говорили:
— Из «бульдога» культура аж прет.
— Прижали хвосты полицаи.
— За шкуру свою трясутся.
— Как не трястись, расплачиваться придется.
Целый день жандармы ходили по хатам, кричали, обвиняли жителей в укрывательстве партизан, угрожали расправой.
Под вечер в хату Гречаных вошел локотенент Анушку в сопровождении Семена Романенко и четырех жандармов.
— Доброго здоровьичка! Гостей вам привел, — проскрипел Романенко.
— Милости просим, — тихо отозвалась Лукия Кондратьевна.
Карп Данилович сидел на лавке у стола и курил, искоса поглядывая па вошедших.
Начальник жандармерии прошел на середину хаты и остановился. В хате стало тихо.
Локотенент Анушку не спеша обвел взглядом стены, смерил с ног до головы хозяина, хозяйку и, наконец, вонзил свой взгляд в угол, где Парфентий с Мишей Клименюком играли в шашки.
Офицер подошел к ним, некоторое время наблюдал за игрой, затем спросил:
— Ты Парфентий Гречаный?
— Парфентий Гречаный.
— Ах, это тот, что не хотел тогда пилить рощу? — спросил офицер у начальника полиции.
— Он самый, — поддакнул Романенко.
— Теперь помню. Это тебя тогда немножко? — весело протянул он, жестом показывая, как секут.
— Да, меня.
— А это кто?
— Это мой товарищ Миша Клименюк из Катеринки.
— Друг?
— Да, друг.
— Так, так.
Офицер, видимо, нарочно медлил. В хате стояла настороженная тишина.
— Скажи мне, Гречаный, — произнес офицер, — к тебе часто ходят твои товарищи.
— Ходят.
— Зачем?
— Я не понимаю вопроса.
— Понимаешь, но притворяешься. Я спрашиваю, зачем к тебе ходят товарищи и что вы делаете, когда собираетесь вместе?
Парфентий пожал плечами и, обдумывая ответ, стал складывать шашки на доске в стопку.
— Встань! С тобой разговаривает румынский офицер!
Парфентнй привстал.
— Ну?
— Ко мне приходят мои школьные товарищи, — сказал он, глядя мимо офицера в окно.
— Так…
— Мы поем, танцуем, играем в карты, шашки, шахматы…
— Даже в шахматы? — удивился Анушку. Все думали, что он засмеется, но офицер остался серьезным. Он вскинул вверх брови и обратился к Романенко.
— Семен, у вас деревенские ребятишки играют в шахматы?
Семен не знал, как ответить, чтобы угодить начальнику и, помявшись, осклабился.
— Врут они, господин локотенент, какие тут на селе шахматы!
— Зачем врешь?
— Не я, а он соврал, — кивнул Парфентий в сторону смутившегося начальника полиции.
— Значит, играете?
— Ну, конечно!
— А мы сейчас проверим.
— Пожалуйста.
— У тебя фигуры есть?
— Имеются.
— Давай сюда, будешь со мной играть. Но, смотри, если обманешь.
Парфентий расставлял фигуры.
Тем временем Анушку что-то пошептал жандармам и те вышли во двор.
— Выбирайте, — протянул Парфентий зажатые в кулаках две пешки.
Офицер сделал ход. Парфентий ответил.
