— Начинай, — сухо бросил он.
Парфентий сделал первый ход и почувствовал смутное волнение. Он все же не мог понять, что крылось за этим визитом жандармского офицера и шахматным матчем, неизвестно почему возникшим. Неужели только потому, что локотененту Анушку пришла в голову фантазия проверить, не врет ли он? Может, офицер хочет в игре испытать его характер? Ну, что ж, пусть попробует!
Офицер сделал ход. Парфентий ответил.
Так, ход за ходом, игра увлекала Парфентия. Он оживлялся все более и более, развивая фигуры на доске.
Парфентий хорошо играл в шахматы. Он любил эту игру и увлекался ею. Вообще, надо сказать, что все, что ни делал Парфентий, он делал с увлечением, будь то шахматы или волейбол, футбол, решение задач, или катание на лодке летом.
В долгие зимние вечера часто можно было видеть над шахматной доской зажатую кулаками белокурую голову с упрямой челкой на лбу.
Сейчас Парфентий играл, слегка волнуясь, но уверенно, ход за ходом улучшая свои позиции, и, чувствуя свое превосходство, великодушно предупреждал:
— Вы открываете ферзя.
Или:
— Так нельзя ходить, вы теряете фигуру.
Офицер менял ход, волновался и заметно нервничал. Казалось, он сам забыл цель прихода сюда. Эту нервозность противника разгадал Парфентий и в его глазах зажегся молодой буйный задор. Сильнее застучала в висках кровь… По ходу игры он видел, что играет лучше офицера и, предчувствуя сладость победы, входил в азарт. Ему уже казалось, что это не просто игра в шахматы, а настоящий бой с жандармским офицером, с его врагом. После каждого удачного хода Парфенгий украдкой взглядывал в сторону Миши Клименюка и, поймав ответный, ободряющий взгляд друга, лукаво ему подмигивал.
Бой разгорался. И в этом бою он, Парфентий Гречаный, комсомолец-партизан, должен стать победителем. Он видел перед собою будто живые двигающиеся фигуры на доске, лицо офицера, подернутое багровыми пятнами волнения, его закушенную губу, над которой нервно вздрагивали усики.
Парфентий сделал еще ход и еще. И снова взгляд в сторону Миши, но уже ликующий, который говорил: «Не волнуйся, друже, все в порядке».
И вдруг офицер, видимо от волнения, сделал какой-то нелепый ход.
— Туда нельзя, ваша ладья под боем, — предупредил Парфентий.
— Играй!
— Тогда шах вашему королю, — не сдержав волнения, объявил Парфентий, сделав ударение на последних словах.
Офицер передернулся. Он в упор посмотрел на противника. Он понял, о каком короле говорил этот мальчишка. Глаза их скрестились, черные со злобными искрами и голубые, повешенные изнутри торжеством победы. — Что ты сказал?
— Я сказал, шах вашему королю, — с удовольствием повторил юноша.
— Так… а… дальше?
— А дальше — мат. Ваш король должен капитулировать.
Офицер бросил игру, спутал фигуры на доске и поднялся. У всех присутствующих было опасение, что он сейчас ударит Парфентия. Но этого не случилось. Анушку, видимо, большим усилием сдержал себя.
— А что ты еще умеешь делать? — спросил он сквозь зубы.
Парфентий недоуменно улыбнулся.
— Я уже говорил вам… да всего и не перечислишь.
— А листовки писать ты тоже умеешь?
— Листовки? Нет, не пробовал.
— А кто пробовал?
— Не знаю.
— Врешь! — теряя терпение, крикнул Анушку.
— Не вру. Откуда мне знать?
Офицер понял, что перед ним юноша с характером, и подавил в себе ярость.
— Эх, Гречаный, Гречаный, ты такой талант. У тебя хороший голос, я слышал, как ты пел, хорошо пел. В Одессу поедешь, в оперу.
— Я не хочу быть артистом.
— А кем же ты хочешь быть?
— Капитаном дальнего плавания.
— Ах, вот как! — притворно засмеялся офицер.
В этот момент вошли жандармы.
— Все обыскали?
— Так точно, домнул локотенент..
— Что нашли?
— Ничего, кроме вот этого, — ответил жандарм, подавая офицеру две книги.
Анушку повертел книги и, сам не умея прочесть, подал начальнику полиции.
— Что это за книги?
— Джио-ва-ни. Спартак, — прочитал Романенко и спросил Парфентия: — кто этот Спартак?
— Римский гладиатор, вождь восстания рабов в Риме.
— Джу-зе-ппе Га-ри-баль-ди, — читал Семен обложку второй книжки.
— А это кто такой?
— Знаменитый итальянский полководец, который…
— Ну хватит, — перебил офицер, — экзамен мы потом устроим. Ты, гроссмейстер, пойдешь со мной. Там подробно расскажешь обо всем и, может быть, припомнишь все же, кто занимается всем этим делом.
Он показал Парфентию одну листовку из тех, что были расклеены этой ночью комсомольцами.
— Я ничего не знаю.
— Это мы выясним. Мы знаем больше, чем ты думаешь. И не прикидывайся.
— Это сделали партизаны, — пояснил Парфентий.
— Кто сказал?
— Все говорят.
— Кто это все?
— Ну, люди.
— А откуда люди знают?
— А там же написано, читайте: «Штаб партизанского отряда».
— Хорошо. Шахматы возьми с собой. Этот тоже пойдет с нами, — кивнул офицер на Мишу Клименюка.
Мать в пугливом ожидании следившая за всем, что происходило, поняла, что в дом вошла беда. Она решительно шагнула к двери и загородила дорогу.
— Куда вы его ведете? За что? Я знаю, что мой сын не виноват.
— Пусти, старуха, — грубо оттолкнул офицер.
— Нет, не пущу! Скажи, за что вы его уводите?
— Не беспокойся, мама, — промолвил Парфентий, обнимая мать, — я скоро вернусь, я ни в чем не виноват. Господин офицер, наверное, хочет сыграть со мной решающую партию… это называется реванш. Но ты не волнуйся, я все равно выиграю, мама.
Глава 19
В ЗАСТЕНКЕ
