Окладниковой, — справились.
— Это ты показал.
— Без тебя бы не показал.
— Я тебе плохая помощница была.
— Два сапога пара.
— Но один худой.
— Исправим… Болтушка ты.
Лена, наконец, заулыбалась просветлевшими глазами.
Солнце постепенно клонилось к горизонту, но садиться не собиралось. Загоравшие — в одиночку и группами — покидали парк. Их постепенно сменяла шумная вечерняя молодежь, а также пары с детьми и семейные компании. По газонам забегали собаки разных пород и размеров.
Валя с Леной сели за столик под каштаном. Шажков принёс пиво в высоких бокалах. Сидели и молчали, кидая друг на друга редкие взгляды, но при этом были вместе, переживая открывшиеся новые грани самих себя и друг друга.
Валентин каждой своей клеткой ощущал, что вот так быть вместе — это и есть счастье. Ничего не делать, ничего не говорить и даже не смотреть друг на друга. Просто быть. Это ощущение отличалось от всего того, с чем он сталкивался раньше.
Совушку он любил, но как-то… не безоглядно. Между ними сформировались очень комфортные отношения, не требовавшие усилий, оговорок, церемоний. Валентин восхищался её умом и темпераментом. Ценил присущую ей тонкость, тактичность и доброту. Считал Софью женщиной с большой буквы. Её любовь к Валентину была не хрупкой и беззащитной, но — сильной, открытой и красивой. Совушка всё делала красиво, она своим присутствием творила вокруг себя гармонию. И парой они с Шажковым были красивой, знали это и получали от этого удовольствие.
Больше всего Шажков любил Совушку, когда они что-нибудь делали вместе или вели беседы. А иначе и не бывало. Валентин с трудом мог представить их с Совушкой вместе — молчащими и ничего не делающими.
А вот чего Валя не любил, так это жалеть Софью простой житейской жалостью. Она тоже не любила, когда её жалеют, и старалась сдерживаться, а он, в свою очередь, старался помочь ей в этом: успокоить, развеять тучи до наступления кризиса со слезами и прочими женскими слабостями. В тех редких случаях, когда кризис всё-таки случался, Шажков жалел Совушку, но (как ему казалось сейчас) ущербно, неглубоко и непродуктивно.
Жалость же к Окладниковой, к её нечаянной слабости, которую он ощутил сегодня, подняла его на такую высоту чувства, что захватывало дух.
К столику из-за Валиной спины неожиданно подбежала белокурая девчонка лет двенадцати в синей кофточке и, задыхаясь от бега, крикнула: «Здрасьте».
— Здравствуй, Валюшка, — откликнулась Лена, — а где мама?
— Сзади идёт. Меня за соком послала.
— Ну, беги, покупай. Помочь тебе?
— Не надо. Что я, не справлюсь? — и девчонка вприпрыжку побежала к павильону, откуда шёл синий дымок и доносился заманчивый запах шашлыка.
— Это Валюшка Савельева.
— Помню. Прихожане отца Владимира.
— Да. Вон Наташа идёт с Оленькой.
Шажков оглянулся и увидел худощавую высокую женщину в сарафане, которая продвигалась к ним через скошенный газон, энергично толкая перед собой по траве большую коляску.
— Здравствуйте, Наташенька, — поздоровалась с ней Лена.
— Здравствуйте, Леночка, — отвечала она, с интересом глянув на Шажкова.
Подруги неожиданно для него общались друг с другом на «вы».
Коляска качнулась, и из неё блеснули внимательные и насторожённые детские глаза, огляделись, нашли Валентина и остановились на нём.
— Привет, Оленька, — улыбаясь, помахала рукой Лена, потом, чуть наклонившись, сорвала под столом одуванчик и протянула ребёнку.
Оленька на несколько секунд отвлеклась, потянувшись было к цветку, но потом снова повернулась к Валентину и, поджав губы, не отрываясь, стала смотреть на него. Головка, увенчанная белым бантиком, вздрагивала на тонкой шейке в такт частому детскому пульсу.
— Оля у нас мужчин сильно любит, — засмеялась Наташа, наклонившись к дочке, — это дядя, хороший. Он тоже чей-то папа.
— Пока нет, — мгновенно и неожиданно для самого себя отреагировал Валентин.
— Будущий папа, — поправилась Наташа.
Оленька, подняв глаза, переводила их то на Валентина, то на маму. Детские губки вдруг дрогнули и стали кривиться.
— Ну, ну что? (это Оленьке) А в ладушки сыграем? А плакать не будем? А цветочек жёлтенький возьмём в ручку? Вот так, хорошо.
Пока женщины занимали ребёнка, Валентин принёс третий стул, и Наташа подсела к столику.
Лена, чуть замешкавшись и, видно, волнуясь, представила Шажкова: «Это Валя — мой самый лучший друг».
Наташа энергично протянула руку. Валентин, привстав, осторожно пожал её и предложил: «Наташа, позвольте принести вам бокал пива. За знакомство» — посмотрев при этом на Лену.
— Наташенька, я с вами поделюсь, — сказала Лена подруге и показала на свой бокал.
— Нет-нет. У каждого будет свой бокал. Тёмного или светлого? — обратился Шажков к Наташе.
— Спасибо. Не надо, наверное. Пахнуть ведь будет, а я с детьми.
— Есть жвачка с ментолом.
— Ну ладно, только какого-нибудь некрепкого. Сто лет пива не пила. Коля с мальчишками в гараж пошли к Петру. Они с Петром там тоже приняли, наверное. Так что и нам можно.
— А что мальчишки твои в гараже делают?
— Пётр машину правит после аварии. Помогают, наверное. Или просто смотрят.
— А какая у него машина? — вступил в разговор Валентин.
— Извините, Валя, я не разбираюсь. Иномарка какая-то, но очень старая.
Шажков принёс пиво. Чокнулись высокими бокалами. Пристроившаяся у стола Валюшка тоже протянула стаканчик, наполненный жёлтым соком.
Женщины защебетали о своём. Валентин смотрел на розовеющий горизонт, на три белые с золотистым отливом полосы от давно пролетевших самолётов. Из кустов, окружавших кафе, слышался нестройный вечерний птичий гомон. От далёких аттракционов неслась легкомысленная песенка, еле различимая, а потому не раздражающая.
Лена, разговаривая с подругой, время от времени бросала на Шажкова смущённые извиняющиеся взгляды, на которые Валя отвечал лёгким пожатием плеч, мол, ничего, всё понимаю и прощаю, женщины есть женщины. Разговор пошёл о детях. Валентин стал прислушиваться и понял, что Лена собрала детскую одежду для Савельевых и других прихожан, и её нужно привезти откуда-то из пригорода.
— Давайте я поучаствую в вашем богоугодном деле, — предложил он.
— Это недалеко. Репино.
— Репино? Мои родители, когда я был маленький, снимали в Репино комнату с террасой. Так что для меня это будет ностальгическим путешествием.
— Там тебя ожидает ещё и сюрприз. Рассказать или не надо?
— Лучше расскажи.
Лена таинственным взглядом поглядела на Валентина и сказала: «Мы едем к твоей бывшей студентке Кате Ковальчик. Помнишь такую?»
— С трудом.
— Ну, красавица. В прошлом году выпустилась с красным дипломом. Она тебя помнит.
— Для меня все умные студентки — красавицы. Ну ладно. Приедем — посмотрим. А что она в Репино
