Женщины расстелили скатерть, выставили термос, тарелки, стаканы и две бутылки водки.
Николай вылез из ямы и присоединился к остальным. После тяжелого труда спиртное резко ударило в голову и аппетит разыгрался не на шутку. А Миронова следила за тарелками, постоянно пополняя их, после борща — вторым блюдом, а желающим подливала первое.
Никто не обратил внимания, как у входа на кладбище остановилась черная «Волга». Из нее вышли два представительных человека, один в черном, другой в светло-бежевом костюме, один из них с дипломатом. Тот, что в светлом костюме и повыше ростом, сразу направился к входу на кладбище, а второй склонился перед окошком водителя и что-то сказал, затем быстрым шагом последовал за первым, который, по-видимому, был старшим.
— Верунчик, — долетел до Мироновой приятный, чуть с хрипотцой мужской голос, который она узнала бы из тысячи. На какое-то время он парализовал ее, но очнувшись, не доверяя собственным ушам, она метнула молниеносный взгляд на обладателя этого голоса. Так и есть — ее муж. Все такой же статный, выше среднего роста, с орлиным взглядом темно-зеленых глаз, а нос с горбинкой лишь усиливал внешнее сходство с хищной птицей. Иван Николаевич сильно не постарел, и если бы не седые виски, которые выдавали настоящий возраст, ему можно было бы дать не более тридцати пяти лет. Дорогой костюм подчеркивал благосостояние мужчины.
— Неплохо выглядишь, — сказала женщина первое, что пришло на ум, но не выдержала, вскочила и бросилась на шею мужу под взглядом оторопевших мужчин и девушки. — Ванечка, милый… — И она прижалась к его гладко выбритой щеке.
Миронов поцеловал ее в лоб, отстранив от себя, и обнял за плечи.
— Извините, господа, это моя жена, с которой мы не виделись долгие годы, — внес он ясность. — Если не возражаете, то я украду ее у вас. — Все стояли, раскрыв от удивления рты. — Фред Прокейн, мой адвокат, — представил он сопровождающего с дипломатом. — А я Миронов Иван Николаевич, родной брат покойной. Еще раз извините, господа. — И он повел Веронику Федотовну за ограду кладбища. Прокейн намеревался было уже идти за ними, но Миронов, полуобернувшись, сказал: — Фред, побудь здесь, я скоро вернусь.
— Присоединяйся к нам, — пригласил его к столу мужчина в возрасте, когда странная пара скрылась из виду. — Меня Митяем кличут.
— Нет, нет, спасибо, — отозвался американец на ломаном русском языке, приложив к груди свободную руку.
Из-за стола поднялся верзила под два метра ростом и подошел к адвокату.
— Отставить возражения, у нас так не принято.
— Гриша, тащи его к нам! — выкрикнул захмелевшим голосом один из рабочих.
— Будет сделано, Витек, — заверил его верзила. Затем, неожиданно для американца, легко поднял его на руки и, не реагируя на протест, который тот выражал уже на английском языке, отнес к столу. Груздев поддержал соратников по труду и вылил в стакан остатки водки. Горячительная жидкость заполнила посуду как раз до краев.
— Ноу русский водка, ноу, — отчаянно замахал руками Прокейн.
— Обижаешь, Фред, — укорил его Митяй. — Нужно помянуть по нашему обычаю.
— К тому же покойница — родная сестра твоего босса, — поддержал его Витек.
— И человек, говорят, был неплохой, — не остался в стороне и Николай.
Американец в конце концов понял, что угодил в ловушку, из которой так просто не выбраться. Он до хруста в суставах сжал стакан, зажмурился и поднес его к губам. Мужики улыбнулись, а девушка прикрыла рукой рот, сдерживая рвавшийся наружу смех. Все на время забыли, где находятся. Непривычный к таким дозам и вообще к слишком крепким напиткам Прокейн с отвращением присосался к стакану.
— Пей до дна, пей до дна! — хором подзадоривали его присутствующие. Выпив чуть меньше половины, он намеревался прервать непосильное занятие, но услужливые руки Гриши придержали стакан. Когда же водка закончилась, адвокат выронил стакан из трясущихся рук, вытаращив глаза и хватая ртом воздух. Кто-то сунул ему в рот соленый огурец, и его челюсти моментально заработали.
— Хорошо вошла? — поинтересовался Витек под дружный гомон остальных.
— Вошла, вошла, — закивал Фред, вызывая дружный хохот. — Самому не верится, но вошла. — И он тоже улыбнулся. — Хороший обычай. — Но не успел новый знакомый стать своим парнем, даже огурец не доел, как перед глазами поплыли сначала мелкие, но яркие и радужные круги, затем круги увеличились, но потеряли радужную окраску и помутнели, далее наступил полный провал памяти. Вслед за стаканом выскользнул изо рта огурец, а сам американец завалился на бок. Ему уступили полностью одну лавочку гостеприимные русские.
— Слабаки буржуи, — заметил Митяй.
— Откуда они тут взялись? — спросил Николай, прикуривая сигарету.
— Мама мне как-то рассказывала, что у тети Лены в Америке живет брат-миллионер, — поделилась девушка.
— А как жена его здесь оказалась?
— Не знаю, — пожала плечами девушка.
— Он же русский, — смекнул Витек. — Последствия бурной молодости, сам понимаешь.
— Они до сих пор неравнодушны друг к другу, — уверенно произнес Николай, пуская дым кольцами.
— Нужна она ему сто лет, — не согласился Гриша. — Стоит только взглянуть на него и на нее по отдельности, и слепому станет понятно, что она нужна ему, как собаке пятая нога.
— А если присмотреться, с какой нежностью они смотрели друг на друга? — стоял на своем Груздев.
— Просто нахлынули старые воспоминания…
— Кончайте трепаться, перерыв окончен, — прервал разговор Митяй, — пора работать. Яма сама по себе не выроется.
Мужики нехотя поднялись и не спеша поплелись к могиле.
…Миронов с женой вышли с кладбища. Из машины выскочил водитель и раскрыл заднюю дверцу.
— Мы прогуляемся, потом вернемся, — сказал Иван Николаевич, и они двинулись не в сторону городка, а в открытое поле. Метров через триста остановились и сели прямо на траву.
— Испачкаешь костюм, потом ничем не отстираешь, — предупредила женщина.
— Не придавай таким мелочам значения, лучше расскажи о себе, дочке.
Вероника Федотовна покачала головой, дивясь беспечности мужа.
— А что про себя рассказывать? Живем, как все, не хуже других.
— Мне бы хотелось, чтобы мои самые близкие люди жили, не зная нужды и даже какого-то недостатка.
— Нуждаться мы не нуждаемся, а недостаток порой у всех бывает, мы не капиталисты.
— Что ты имеешь против капиталистов? — улыбнулся Иван Николаевич. — И почему отказываешься от моей помощи?
— Политикой я не интересуюсь, но мы живем в странах с разным строем. Что же касается твоих посланий, то отказывалась из личных соображений. — И женщина отвернула лицо в сторону, чтоб не выдать нахлынувшие чувства.
— Пыталась вычеркнуть меня из памяти? — догадался собеседник о недосказанном.
— Почему пыталась?
— А что, вычеркнула?
По тому, как напряглись мышцы на скулах, было заметно, что отрицательный ответ его сильно разочарует. Пауза несколько затянулась. Миронова врать не привыкла, а признаваться первой не стремилась.
— А ты? — вопросом на вопрос наконец ответила она.
— Я и не старался забыть тебя и дочь. Между прочим, если, конечно, помнишь, предлагал ехать вместе со мной. — Он закурил и добавил: — Предложение остается в силе.
