'Мне кажется, что все теперь узрят Тот срам, что предстает очам моим. Пусть лучше будет мраком взор объят, Невольный грех останется незрим. Ведь слезы стыд откроют всем живым; Как влага грудь железа ржою гложет, Они клеймо мне на черты наложат'. Покой проклятью предает она; Ее очам желанна слепота. Бьет в грудь себя, тоскою сражена, Исторгнуть хочет сердце прочь: пусть та Его вмещает, чья душа чиста. Так говорит она, ломая руки, Вся трепеща от непомерной муки: 'О Ночь, убийца радости моей! Ты образ ада, летопись грехов, Арена злодеяний и страстей, Притон бесславья, хаос, враг богов, Пороков сводня, мерзостей покров, Мать зла, пещера смерти роковая, Предательства наперсница лихая! 'О мглистая, губительная Ночь! Когда тобой позор мне учинен, Вели туманам утро превозмочь, Останови течение времен; Коль дашь заре взойти на небосклон, Отравленными, злыми облаками Затми живительного солнца пламя. 'Гнилым дыханьем все крутом казня, Сырою мглой наполни утро ты, Блеск омрачи властительного дня, Не дай достигнуть солнцу высоты Зенитной. Пусть в пучину темноты Светило обессиленное канет И навсегда слепая ночь настанет. 'Когда б Тарквиний черной Ночью был, Не сыном Ночи, — натворил бы зла Луне-царице, сонмищу светил; Сокрыла б звезды роковая мгла, И я б наперсниц в муках обрела; Скорбь разделенная отрадней, кротче; Так странникам в беседе путь короче. 'Но кто со мной разделит мой позор, Заломит руки, примется рыдать, Потупит в землю угнетенный взор? Должна я в одиночестве страдать, Слезами щедро землю орошать, Сменяя речью слезы, вздохом — стоны; Они свидетели тоски бездонной. 'О Ночь, жерло, извергнувшее дым! Пусть никогда пытливый День не зрит Мое лицо, что под плащом твоим Свой незаслуженный позор таит. Пусть мгла навеки над землей царит, Чтоб злодеянья все могли сокрыться В глухой тени, как в каменной гробнице. 'Не дай мне стать предметом сплетен Дня; Заметят все, едва растает мрак, Что чистота покинула меня, Что злым насилием поруган брак; И даже необученный простак, Что понимать не в силах книг ученых, Прочтет позор в моих глазах смущенных. 'Расскажет няня про беду мою, Тарквинием ребенка припугнет. Оратор, чтоб украсить речь свою, Меня с Тарквинием в одно сплетет. Певец на шумном пире пропоет, Как срам нанес Тарквиний мне безвинной, А я невольно — мужу, Коллатину. 'Когда бы пощадил мою он честь его Хоть ради мужа и любви его! Как сможет муж бесславье перенесть? Другой росток от корня одного Гнить станет; скверна ляжет на него, Чье сердце столь же чисто и невинно, Как я была чиста для Коллатина.
