Слились в один — так слить и губы надо. Закрой глаза, коль целоваться стыдно. Закрою я. День будет ночь для нас. Давай играть: нас никому не видно. Любовь пирует только глаз на глаз. Фиалки, что вокруг благоухают, Не выдадут — они не понимают. Пух на твоей губе прелестной — знамя Незрелости, но все ж заманчив ты. Лови мгновенье; случай — это пламя. Не жги в себе цветущей красоты. Цветы, когда их в блеске не срывают, Гниют одни и быстро увядают. Будь я стара, морщиниста, слезлива, Вся скрючена, горбата и слаба, Костлява, неотесана, визглива, Суха, больна, презренна иль груба, — Тогда тебе я не чета. Но видишь — Я совершенна… Нет, ты не обидишь! Мое чело морщин совсем не знает. Глаза блестящи, серы… говорят! Моя краса с весною расцветает, Я так пышна, и соки так горят! Коснись руки, — она в твоей послушно Растаять может: так нежна, воздушна. Вели болтать, я слух твой очарую. Как фея, я ношуся налегке, И, распустивши волосы, танцую, Не оставляя след свой на песке. Дух пламенный, любовь, она стремится Не вниз, а вверх, паденья не боится. Здесь первоцветы — ложе для богини; Склонясь на них, я все же их не мну. Два голубя меня способны ныне Умчать хотя б в надзвездную страну. Но если так легка любовь-царица, О юноша, тебе ль ей тяготиться? Ужель твой лик ты любишь только сам! Ужель рука одной другой любима! Так дай отказ любви своей мольбам, Свою свободу спрячь неуловимо. Так сам себя в ручье Нарцисс сгубил: Он тень свою, увидев, полюбил. Для света факел, жемчуг для ношенья, Краса для неги, сласти для еды. Жизнь для себя лишь — злоупотребленье. У трав — цветы, а у дерев — плоды. Краса с красой, посев с посевом связан. Ты был рожден и сам рождать обязан. Ее закон — чтоб ты плодился въяве, В потомстве жил, когда уж станешь тлен. Плодов земли касаться ты не вправе, Коль не дал сам земле плодов взамен. Ее закон — любить и размножаться, В потомстве жить, когда ты станешь тлен. Твоим подобьем в мире будут дети. В могиле — прах, а дух бессмертный — в свете'. Пот оросил усталую царицу. От них ушла приветливая тень. Горящим взором, правя колесницу, Смотрел Титан на сладостную сень. О, если б на его полдневном месте Был Адонис, а он с Венерой вместе! И Адонис в слепом негодованьи, Насупив бровь, наморщивши чело, — Как будто мгла затмила все сиянье, Вскричал в ответ досадливо и зло: 'Фи, о любви довольно уж покуда! Мне солнце жжет лицо. Бегу отсюда!' — 'О горе мне! Так юн и беспощаден! Какой предлог ничтожный, чтоб уйти! От влажных вздохов станет зной прохладен, А чтоб лицо от жарких стрел спасти, Я тень создам своими волосами; А загорятся, потушу слезами.
