Для слуха музыки, для сердца — мук. 'Слепая, через слух бы я любила Твой мир незримый, внутренний, живой; Глухую внешность бы твоя пленила, Все чувства мне затронув красотой. А если б слух мне изменил и зренье, Любовь питало бы прикосновенье. 'Пусть прикоснуться я бы не могла, Утратив зренье, слух и осязанье, Не меньше бы любовь моя была, Когда б осталось мне лишь обонянье: Ведь аромат дыханья твоего Несет любовь впивающим его. 'Для вкуса что за пир ты б мог представить, Кормилец чувств других! Ужель они Не пожелали б вечно пир свой править, Напомнив Подозренью: дверь замкни, Чтоб не нарушен праздник был отрадный Незваной гостьей, Ревностью досадной!' Раскрылись снова алые врата, Чтоб послужить его речам исходом, Как алость зорь, хотя вещает та Грозу полям, крушенье мореходам, Беду пернатым, горе пастухам, Вихрь и ненастье людям и стадам. Она зловещий признак замечает: Так стихнет вихрь пред тем, как дождь польет, Оскалит зубы волк, потом залает, И слива лопнет, прежде чем сгниет. Так мысль его, как пуля из мушкета, Ее сразила до его ответа. Лишь он взглянул, упала вдруг она: Убит и оживлен любовник взглядом; Боль от обид улыбкой смягчена; Блажен банкрот, вдруг овладевший кладом. Сочтя Венеру мертвой, щеку ей Бьет глупый мальчик; стала та красней. Намеренье он бросил, пораженный, Ей отповедь суровую прочесть, Любовью в том хитро предупрежденный: Уловка делает упавшей честь! Она в траве лежит, как бы убита, Пока в нее любимым жизнь не влита. Он теребит ей щеки, губы, нос, Сгибает пальцы, пульс ей крепко давит; Так зло, которое он ей нанес, Он думает, хоть чем-нибудь исправит, И вот целует; век бы ей лежать, Лишь продолжал бы милый целовать. В день превратилась ночь ее страданья. Двух дивных окон показался свет; Так солнце в свежей прелести сиянья, Мир оживляя, утру шлет привет; И как светило небо озаряет, Так взор очей лицо ей освещает: Лучи их на него устремлены, Как если б свет оттуда почерпали. Не будь его глаза омрачены, Четыре светоча все б осияли; Ее глаза, сквозь слезы бросив взгляд, Как месяц, видный в водах, свет струят. 'О, где я? На земле ли, — вопрошает, — Иль в небе? В океане иль в огне? Который час? День, ночь ли наступает? Сладка мне смерть иль жизнь желанна мне? Вот я жила, — и смертно жизнь томила, Вот умерла, — и жизнью смерть пленила. 'О, ты убил меня; убей опять: Твоим жестоким сердцем взгляды были Научены так дерзко презирать, Что сердце бедное мое убили. Не наступил бы день для глаз моих, Когда б не жалость нежных губ твоих.
