У вот уж мчится, — где ее тревога! Как сокол на приманку, так она Летит, легка, травы не приминая; И видит — диким вепрем сражена Ее отрада, столь ей дорогая. Глаза Венеры, смертных полны мук. Как звезды к утру, закатились вдруг; Иль как улитки, тронь лишь рожки, живо В отверстья раковин вползают вспять И долго прячутся там боязливо. Страшась наружу выползти опять, — Так скрылись в темных впадинах глубоко Глаза, картиной тронуты жестокой. Там предоставили они свой свет Ее уму, смущенному виденьем; Укрыться в ночь он им дает совет, Чтоб сердце ей не уязвляли зреньем. Оно, как царь, чей пошатнулся трон: Их донесенья в нем рождают стон. И все трепещет вкруг, ему внимая; Как вихрь, что в недрах заключен земных, Наружу рвется, землю сотрясая, И поражает ужасом живых, Все тело ей смятенье охватило, Глаза на мрачном ложе пробудило. Они, раскрывшись, проливают свет На бок Адониса, что взрыт клыками; Окрашен в пурпур снежный тела цвет Из раны источенными слезами; И каждый листик и цветок их пьет И как бы кровь свою по капле льет. Венера видит скорби проявленье И, голову свою к плечу склонив, Безмолвно страждет, бредит в исступленье: Он умереть не может, нет, он жив. Ей голос изменил, глаза сердиты На то, что слезы ими все излиты. На рану пристально она глядит И видит три, как кажется ей, раны; Свой помраченный взор она бранит За то, что множит, где их нет, изъяны. Черты двоятся на лице двойном: Обманут глаз расстроенным умом. 'И об одном не выразить печали, — Скорбит Венера, — здесь же вечным сном Спят два Адониса. Нет слез, и стали Огнями очи, сердце же свинцом; В огне очей расплавься, сердце, тая! Так я умру, плоть в страсти растворяя. 'О бедный мир, ты все утратил в нем! Отныне чье лицо достойно взгляда? Чей голос музыка? Чем ты в былом, Чем в будущем гордиться б мог с отрадой? Цветы свежи, окраска их мила; Но красота с ним вместе умерла. 'Не нужно шляп вам, смертные созданья! Ни ветр, ни солнце не страшны сейчас: Что вам терять? В вас нет очарованья; Вас ветр освищет, солнце презрит вас. Они Адониса подстерегали И красоту его отнять желали. 'И потому носил все шляпу тот. Бывало, солнце под поля заглянет, А ветер, вмиг сорвав ее, начнет Играть кудрями; мальчик плакать станет; И оба, сжалившись, спешат тотчас Слезинки осушить прекрасных глаз. 'Чтоб не пугать его, из-за ограды Лев любовался, крадучися, им; Чтоб пения его вкусить отрады, Тигр становился кротким и ручным; Бросал добычу волк, ему внимая, В тот день ягненку страха не внушая.
