– Я очень рада, – только и смогла сказать Мэри.
Уильям заметил ее смущение.
– Вы позволите немного проводить вас, мисс Лэм?
– Да-да, конечно.
Она торопливо попрощалась и вышла с Уильямом в переулок, с облегчением вдыхая прохладный воздух.
– Мы вас растревожили, мисс Лэм, я очень сожалею, – сказал Уильям. – Слишком уж пылко они относятся к Барду.
– Не стоит извиняться, мистер Айрленд. Ничего дурного в таком поклонении нет. Мне просто нужно было глотнуть воздуха.
Они молча прошли мимо лотка с искусственными цветами, который всегда стоял на углу Холборн- пассидж и Кинг-стрит.
– Я должен вам кое в чем покаяться, мисс Лэм.
– Мне? В чем же?
– Я вам сказал, что нашел деловую бумагу в антикварной лавке на Гроувнор-сквер. Это неправда. Она получена от того же человека, который дал мне печать.
– Не понимаю…
– …какое это имеет отношение к вам? Разумеется, никакого. Больше я о ней ни словом не обмолвлюсь.
– Нет, я имела в виду другое: с чего этот человек вздумал делать такие бесценные подарки?
– Можно, мисс Лэм, я расскажу вам одну историю? Месяц назад я сидел в кофейне на Мейден-лейн. Знаете ее? Там еще очень красивый прилавок красного дерева; работа, скорее всего, французских мастеров. У меня с собой было старинное издание «Кентерберийских рассказов» Чосера с выпуклым черным шрифтом; я как раз перед тем приобрел эту книгу у одного из посетителей магазина на Лонг-Эйкер и теперь, в кофейне, принялся рассматривать ее, но вдруг услышал вопрос, явно обращенный ко мне: «Вы умеете определять достоинства книг, сэр?» Это сказала немолодая дама, сидевшая за столиком позади меня, вся в черном – в черной шляпе, черной шали, даже зонт черный. Не так уж часто приходится видеть в кофейне одинокую женщину, пусть и на Мейден-лейн, поэтому я, естественно, немного насторожился. Впрочем, принять ее за девицу легкого поведения было невозможно – уж простите мне мою бестактность, мисс Лэм. Возраст дамы и ее внешний вид такой вариант исключали. И я предположил, что она либо пьяна, либо не в своем уме.
– Достоинства, сударыня? – переспросил я.
– Разбираетесь вы в них? В бумагах, книгах и тому подобном?
– Это мое ремесло.
– Законникам-то я не доверяю.
Я заметил, что она пьет чай из корня американского лавра; терпеть не могу эту бурду.
– Как видите, я вдова.
– Сочувствую вам.
– Сочувствие тут ни к чему. Муж был грубым животным. Но оставил мне много старинных бумаг.
Тут я, естественно, навострил уши.
– Для этих вещей нужен особый склад ума. Я им не обладаю.
Еще одна полоумная, каких нередко встречаешь на лондонских улицах, снова подумал я. Однако в ней чувствовалась некая осмотрительность и даже степенность, которые наводили на иные мысли.
– Вас, вероятно, насторожило, что я обращаюсь к вам, совсем незнакомому человеку. Но, как уже было сказано, сэр, я питаю отвращение к адвокатам и прочим законникам-крючкотворам, любителям вынюхивать чужие секреты. Уже несколько недель подряд я твержу себе если мне выпадет удача встретить человека, навострившегося разбирать разные почерки, уж я его не упущу.
Тут я невольно улыбнулся.
– Видите ли, сэр, – продолжала она, – я не привыкла изъясняться витиевато. Скажите, как вас зовут?
Она открыла черный шелковый ридикюль, от которого отчетливо пахнуло фиалками. Дивный запах, не правда ли?
– Своей визитки у меня нет, – пояснила дама. – Только карточка покойного мужа. Но адрес тот же.
Я успел прочесть, что муж ее, Валентайн Страффорд, занимался поставками чая и жил в очень приличном месте – на Грейт-Тичфилд-стрит, близ церкви Марилебон. Я назвал свое имя и, как того требовал долг вежливости, пообещал зайти к ней.
Три дня спустя я случайно оказался возле ее дома – когда шел на Клипстон-стрит, к переплетчику. Вам знаком тот район, мисс Лэм? Не бог весть какой старый, а все же своеобразный. На самом деле у меня не было намерения наносить ей визит, но, должен признать, она меня изрядно заинтриговала. Я заглянул в окно нижнего этажа, и – представьте, что я увидел! Длинный стол, заваленный бумагами и рукописными свитками! Там же, вперемежку с документами, перевязанными бечевкой или тесьмой, лежали папки и коробки. Стало быть, она говорила сущую правду о бумагах покойного мужа. Ни минуты больше не колеблясь и не размышляя, я взбежал по ступенькам на крыльцо и позвонил; к моему удивлению, она сама открыла мне дверь.
– А, мистер Айрленд. Я не теряла надежды, что вы придете. Я вас ждала.
И повела меня в ту самую комнату на первом этаже, где лежали бумаги. В окно я увидел длинный узкий сад с новомодным украшением наших вертоградов – озерцом с каменистыми берегами.
– Не уверен, что смогу помочь вам, миссис Страффорд, – сказал я.
– Вздор. Я заметила, как расширились ваши глаза, когда вы вошли в эту комнату. Вы все это обожаете.
Она хотела угостить меня настоем корня американского лавра, но я вежливо отказался. Очевидно, к хорошему чаю, ввозом которого занимался ее муж, она любви не питала.
– Я вас, разумеется, отблагодарю.
– Прежде чем говорить о вознаграждении, позвольте мне взглянуть на ваши бумаги.
– Быть может, в них уже и смысла никакого нет.
– Быть может, напротив, огромный смысл. Разрешите мне сначала их посмотреть.
И я принялся за работу. Коллекция оказалась прелюбопытной. Там были записи тринадцатого века о получении податей аббатством Бермондси и разрозненные листы шестнадцатого века, из кадастровой описи земель в округе Морбат, графство Девоншир, и доходов от них. Надеюсь, я вам не наскучил? Там же я обнаружил карту береговой линии от Грейвсенда до Клиффа. Дата была написана неразборчиво, но по каллиграфическому почерку я предположил, что это карта середины семнадцатого века. Каким образом муж миссис Страффорд эти грамоты приобрел, я, естественно, установить не мог. Среди бумаг обнаружился длинный перечень товаров, подписанный бухгалтером-контролером акцизного управления лондонской таможни и датированный тринадцатым годом правления Ричарда Второго, [61] а также несколько листов с геральдическими девизами и надписями на гербах. На мой взгляд, коллекция бессистемная, но настолько любопытная, что я даже пришел в некоторое волнение. Во мне взыграла авантюрная жилка.
И тут я наткнулся на документ, незадолго до того заверенный нотариусом и скрепленный особой печатью зеленого сургуча, которой пользуются только лондонский шериф и его подчиненные. Мой отец не раз указывал мне на эту печать. Бумага, разумеется, вовсе не старинная. В ней речь шла о недвижимости на Найтрайдер-стрит; как явствовало из текста, всего за два года до моего появления у миссис Страффорд ее муж приобрел там жилье за 235 фунтов стерлингов. Выйдя в прихожую, я позвал миссис Страффорд, и она тут же спустилась ко мне.
– Нашли что-нибудь интересное, мистер Айрленд?
– Кажется, нашел, миссис Страффорд. Позвольте, я покажу вам этот документ. Вы его раньше видели?
– Нет, не видела.
– В таком случае знайте: теперь вы – обладательница нового дома.
– Мой муж никогда даже не упоминал о нем. О чем он только думал? На Найтрайдер-стрит? Это недалеко
