– Не правильнее ли сказать, Уильям, что источники тут сколько-нибудь существенной роли не играют?
– Я рад это слышать. – Отец пронзительно глянул на сына, а тот продолжал: – Шекспир – статья особая, равных ему нет.
Сэмюэл Айрленд по-прежнему не сводил внимательного взгляда с лежащего на столе пергаментного листа.
– А ведь завещание доказывает, что он не был папистом. Вы всё разбираете, отец?
– Тут, в общем, говорится о том, что он отдает свою душу в руки Иисуса.
– Но ни слова о Деве Марии. Или о святых. Нет даже намека на слепую веру. Никакого фанатизма.
Сэмюэл Айрленд взволнованно утер глаза.
– Не может тут быть ошибки, а, Уильям?
– Посмотрите на подпись, отец. Точь-в-точь как на том документе.
Роза Понтинг все еще изучала список получателей рождественской бутылочки с поссетом.
– Ты попусту тратишь время, Сэмми. Если твой сын не желает эти бумаги продавать, какой в них толк?
На следующей неделе в один студеный вечер обоих Айрлендов пригласили в библиотеку при церкви Сент-Милдред, что на Феттер-лейн. Там их радушно встретили доктор Парр и доктор Уорбертон[64] – оба, как положено священникам, в черных одеяниях, с белыми широкими галстуками на груди и белыми манжетами на рукавах, оба в пудреных седых париках.
– Чрезвычайно рад! – сказал доктор Парр.
– Несказанно! – воскликнул доктор Уорбертон.
И оба отвесили изящный поклон.
– Мистер Малоун уже написал обо всем архиепископу.
– Архиепископ очень доволен.
Престарелые церковники так заворожили Уильяма, что он лишь усилием воли отвел глаза и уставился на гравюру в тяжелой черной раме, изображавшую Авраама и Исаака.
– Удостовериться, что наш выдающийся поэт наконец свободен от всех подозрений в приверженности к католицизму, – великая радость.
От обоих святых отцов ощутимо попахивало подгнившими апельсинами.
– Не выпьете ли с нами по рюмочке амонтильядо? – предложил доктор Парр.
– Причем наисушайшего.
Доктор Уорбертон позвонил в крохотный колокольчик; тут же явился чернокожий мальчик, тоже весь в черном, с белыми манжетами и в седом завитом паричке. В руках у него был серебряный поднос с графином и четырьмя рюмками. Доктор Парр разлил херес и предложил тост:
– За божественного Барда.
Осушив рюмку, Сэмюэл Айрленд вынул из портфеля бумагу, которую неделю назад ликующий Уильям торжественно принес домой.
– Вы разбираете средневековую скоропись, сэр?
– Я с ней имею дело всю жизнь.
– Тогда она не вызовет у вас трудностей.
Доктор Парр взял пергамент и передал его коллеге.
Доктор Уорбертон с явным удовольствием нацепил на нос очки и начал читать вслух:
Он передал бумагу доктору Парру.
– От беды, Уорбертон.
Уильям отошел к окну и посмотрел вниз, на Феттер-лейн. На стене, под вязом, виднелась доска со словами: «Здесь был остановлен Великий лондонский пожар».[65]
В зале библиотеки, между окном и стеллажами, висел гобелен, изображавший сцену из Нового Завета: Иисус с первосвященниками во храме. Из полотна выбилось несколько ниток; повинуясь безотчетному порыву, Уильям выдернул их, сунул в карман и обернулся. Наблюдавший за ним чернокожий слуга с улыбкой покачал головой. Поскольку остальные были поглощены завещанием Шекспира, Уильям подошел к негритенку:
– На память взял, – объяснил он мальчику.
Огромные, влажные глаза испуганно смотрели на Уильяма снизу вверх – будто сквозь слой воды.
– Ко мне это касательства не имеет, сэр.
Уильям был поражен его безупречным английским. Возможно, ребенок родился в Англии. Прежде Уильяму всего раз довелось встретить негра: тот подметал мостовую на перекрестке возле Лондонского камня,[66] но разговаривать, судя по всему, не умел вообще.
– Давно ты тут работаешь?
– С раннего детства, сэр. Меня привезли из-за океана и здесь выкупили.
Уильям не очень понял, что значит «выкупили»; ясно было одно: мальчик толкует о чем-то связанном с долгом или покупкой. Впрочем, не исключено, что он говорил о купели, в которой его крестили.
Элис, мать маленького Джозефа, привела его на судно, отплывавшее с Барбадоса с грузом сахарного тростника. Незадолго до того Элис стала любовницей капитана и вымолила у него разрешение взять с собой в Англию ее малолетнего сына. Джозефу тогда было шесть лет от роду. По прибытии в Лондон капитан отвел мать с сыном на Уоппинг-Хай-стрит, к протестантскому миссионерскому приюту для моряков, и приказал ждать там его возвращения. Они просидели на ступеньках миссии всю ночь. Наутро Элис велела Джозефу дожидаться капитана, а сама пошла раздобыть еды. Больше она не вернулась. Во всяком случае, не вернулась в течение семи часов, а через семь часов у входа появилась Ханна Карлайл и обнаружила чернокожего малыша, клубочком свернувшегося у входа в миссию. «Господь всемилостивый, что это?» – изумленно спросила Ханна, ни к кому конкретно не обращаясь. Мальчик изъяснялся только на родном наречии, и Ханна не поняла ни слова из того, что он лопотал. «Помилуй тебя Господь за твой варварский язык, – сказала она. – Кожа у тебя черная, но душа бела как снег.[67] И послан ты сюда не случайно».
Окрестная ребятня, незаконнорожденные отпрыски моряков, не особенно прохаживалась насчет цвета кожи найденыша. Дети росли как трава в поле и носились очертя голову по портовым закоулкам, среди пакгаузов и складов. Странный это был мир; Джозефу казалось, будто море входит прямо в город. Ветер здесь дул морской, и птицы летали морские. Канаты и мачты, бочки и сходни – все представлялось ему большущим, вынесенным на сушу кораблем.
В конце концов Ханна Карлайл забрала Джозефа с Уоппинг-стрит и отдала своей двоюродной сестре, работавшей экономкой в доме клира на Феттер-лейн. Воспитанием мальчика занялись доктор Парр и доктор Уорбертон. Они учили его английскому языку, от них он и перенял несколько старомодную манеру изъясняться, сильно удивившую Уильяма Айрленда. Кроме того, теологи по очереди делили с Джозефом постель. Доктор Парр мастурбировал, взяв в рот членик Джозефа, а доктор Уорбертон просто ласкал и тискал мальчика, после чего со вздохом отправлялся в свою комнату.
– Вероятно, вам будет интересно узнать, что меня зовут Шекспир. Джозеф Шекспир.
Уильям не мог сдержать улыбки.
– С чего вдруг?
– Такое имя давали несчастным рабам, сэр. В шутку.
Доктор Парр тем временем продолжал читать завещание: