l:href='#n_69'>[69] Я проклята». Она бросилась бежать, свернула в темный переулок и с разбегу на кого-то натолкнулась.
– Мисс Лэм?
В первое мгновение она его не узнала.
– Ой, мистер Айрленд. Простите, пожалуйста. Я вас напутала.
– Нимало. Я ничуть не пострадал.
С минуту они молча смотрели друг на друга.
– Что-нибудь стряслось?
– Тряслось? Ничего не тряслось. – От волнения и смущения она сама не понимала, что говорит. – Вы не пройдетесь со мной немножко?
– С удовольствием.
Они двинулись по улице вместе; Айрленд шел чуть впереди, будто показывал Мэри дорогу. Вдруг она громко рассмеялась:
– Я даже без шали; наверно, вы приняли меня за беспутную девку. Еще и волосы растрепаны.
– Что вы! Как можно!
Некоторое время они шли молча, и Мэри постепенно успокаивалась.
– Люблю ветер, его порывы, его напор, – сказала она наконец. – Видите, как от него дрожат стекла? – Под покровом окутавшей город тьмы Мэри чувствовала себя в безопасности; ей было покойно в этом пепельно-сером воздухе. – Лондон вас ведь тоже заворожил, мистер Айрленд.
– Как вы догадались?
– Вы тут выжили.
– Да, выжил.
– И гуляете по ночам.
– Не могу заснуть. Слишком взволнован.
– А можно спросить – отчего?
– Я намеревался завтра зайти к вам, показать мою находку. Сейчас время неподходящее…
– Время всегда подходящее.
– Могу в двух словах изложить суть. – Он с удовольствием подставил лицо ветру. – Я нашел стихотворение Шекспира. Неизвестное. Его еще никто не видел. И не читал.
– Неужели правда?
– Чистая правда, мисс Лэм. Прошлой ночью наткнулся на него среди других бумаг.
– Очень хотелось бы взглянуть. Тотчас же.
– Прямо сейчас?
– Ну да.
Вот где спасение от ее мытарств. Перенестись в другую эпоху – пусть всего на миг – уже означало бы, что она не обречена жить в заточении, в узилище. Верно, для того она и сбежала в ночную тьму.
– Я его с собой не взял, – словно извиняясь сказал Айрленд. – Оно лежит у меня дома.
– Позвольте мы сходим к вам!
– Уже очень поздно. Впрочем, если вы не видите в том ничего предосудительного…
– Ни в малейшей степени.
И они направились на Холборн-пассидж, до которого было рукой подать.
– Я не сразу и понял, какое сокровище откопал: так, исписанный клочок бумаги, оторванный от большой страницы. А вот когда вгляделся внимательно… – быстро говорил Уильям. – Почерк очень мелкий, я его и признал-то не вдруг. И написано не в стихотворной форме, а подряд, во всю ширину страницы, понимаете? Для экономии места. Но тут мое внимание привлекла буква «с», очень своеобразная, и я вспомнил, где видел ее прежде. Почерк бесспорно
– А о чем стихотворение?
– Оно небольшое; сетования влюбленного. Подождите, пожалуйста, минутку, мисс Лэм.
Они уже подошли к книжной лавке. В окнах не было ни огонька. Уильям отпер дверь и вскорости вернулся с лампой в руках.
– В добрый час при свете лампы,[70] – прошептала Мэри.
– Точно. Настоящее приключение. – Однако лицо его в бледном круге света казалось взволнованным и смущенным. – Моя комната на втором этаже. Пожалуйста, ступайте как можно тише. Спальня отца как раз над моей.
Он повел ее по сосновой лестнице наверх, через гостиную, и дальше, на следующий этаж. Старый деревянный дом с неровными полами и покривившимися балками походил на гулкий короб. Дверь в комнату Уильяма была заперта на два замка. Он отомкнул их и поставил лампу на стол. Оглядевшись, Мэри увидела, что стены увешаны гравюрами: головы Шекспира и Мильтона, Спенсера и Тассо, Вергилия и Данте.
– А это кто?
– Джон Драйден. Родоначальник английской прозы.
– Очень высокое звание.
– Так, во всяком случае, утверждает мой отец. Садитесь, пожалуйста, мисс Лэм. Боюсь, здесь тесновато.
С величайшей осторожностью он достал из ящика обрывок старой, исписанной от руки бумаги. Комнатушка была сплошь заставлена ящиками и сундуками; Мэри опустилась на один из них. Ее не оставляла мысль, что прямо над их головами спит в своей комнате Айрленд-старший. Уильям поднес лампу поближе к листку и вполголоса продекламировал:
Он опустил лампу на стол и спросил:
– Очень похоже на Шекспира, верно?
– Кто там? – раздался голос этажом выше.
– Это я, отец. Читаю вслух.
– Смотри, не забудь потушить лампу.
– Непременно потушу. – Несколько мгновений Уильям молчал, закрыв глаза, будто не хотел, чтобы Мэри видела, как они сверкают. – А по вашему мнению, это и впрямь Шекспир?
– О да. Никому другому такого не создать.
Ей хотелось еще больше взбудоражить и без того взволнованного Уильяма, хотелось окунуться в его бурную радость, чтобы позабыть о собственной жизни.
– Ему я еще ничего не сказал, – он мотнул головой в сторону потолка, давая понять, кого имеет в виду. – А то припишет себе мою заслугу. Как вы думаете, если бы я написал статью об этом открытии и отдал вашему брату, он сумел бы ее опубликовать?
– Конечно. С большой радостью. Почтет за честь содействовать ее изданию.
– Тогда, пожалуйста, скажите ему, что я уже приступил к работе, хорошо? Через неделю эссе будет готово. – И тут вдруг он ощутил всю неловкость положения: они сидят ночью, вдвоем, в его спальне. – Полагаю, мисс Лэм, мне следует проводить вас домой, – тихо, но твердо сказал он. – Надеюсь, я ничем вас не обидел.
– Конечно нет, мистер Айрленд. Боюсь, это я злоупотребила вашим гостеприимством.
– Ветер и ночь вскружили нам головы. Пойдемте, только тихо, как мыши.
Он вывел Мэри на Холборн-пассидж и проводил на Лейстолл-стрит, до самой двери. На пороге Мэри обернулась к нему:
– Замечательный выдался вечер, – с улыбкой сказала она.
– Для меня тоже.
В прихожей ее встретил взлохмаченный Чарльз:
– Где же ты пропадала, Мэри? Я обошел все закоулки.
– Слушала стихи Шекспира.
– Не понимаю, о чем ты.
– Уильям Айрленд обнаружил неизвестное стихотворение Барда. Я его только что слушала.
