— Знаешь что, давай сейчас положим их в их же джип и вернемся на КП, сдадим мужикам — все им меньше работы будет. Или не будем? Сейчас заставят отписываться, фигню всякую… зачем нам светиться?
— Так-то оно так… упс! Слушай, там же девчонка должна быть, где она? Пошли!
Лена перешагнула через набросанные между машинами трупы разной степени изломанности, заглянула внутрь джипа — это был «Круизер», потом открыла багажник и сказала:
— Иди сюда! Тут она!
Я поспешил на зов и в свете фонаря увидел девчонку. Ее ноги и руки были связаны скотчем, рот тоже был заклеен скотчем, так что она могла только бессильно мычать.
Девушка таращила глаза, дергала руками, в общем, как могла, показывала — развяжите!
Я протянул руку, чтобы сорвать скотч с лица, коснулся девушки и замер, ошеломленный наплывом страшной информации, затем убрал руку и остановил Зарю, пытавшуюся освободить девушку:
— Не трогай ее. Пусть полежит.
— Почему? — Заря недоуменно посмотрела на меня.
— Я знаю, кто навел боевиков на ее отца и мать.
— И кто же?
— Она. Она навела. Из-за нее убили мать и ранили отца. Правильно говорю, а, подруга?
Девица испуганно сжалась в багажнике и попыталась от меня отползти.
— У нее была связь с одним из чеченцев, типа любовь, а перед этим отец, когда стал политиком, перевел свое имущество на жену, а когда с женой начались скандалы на почве его гулянок и баб, перевел все имущество на нее. Она уже взрослая, паспорт есть, все есть — ей хотелось наследства, она ведь единственная наследница папаши. Договорилась через любовника о заказе на папашу, передала информацию — где папашу подстрелить, как и что, вот боевики их и приняли. Чечены же, не будь дураки, отца и мать подстрелили, будучи уверенными, что наповал, а ее втащили в машину, потребовав, чтобы она подписала им необходимые документы. Похоже, она была против, чтобы какой-то Арби или Гусейн поснимал бабки с ее счетов, и возмутилась — после этого и оказалась в багажнике. Когда менты их обстреляли — похоже, повредили что-то в машине, — они отсиделись в лесу, дождались темноты и доползли до кемпинга, чтобы поджидать жирных лохов и заменить тачку — тем более что она засвечена, да еще и в дырках от пуль. Вот лохи им и попались. Мы.
— Как додумался?
— Озарение было! — пожал плечами я и подмигнул Лене.
— Хорошенькие у тебя озарения… — протянула она и посмотрела на девушку. — Что, крыса, так все было? Отвечай, а то сейчас башку откручу, как этим уродам! — Лена рванула со рта девицы скотч, и та плаксиво закричала:
— Они меня обманули! Они хотели все забрать! А папаша, сволочь такая, хотел своей любовнице все отписать! Он с матерью разводился и документы переоформлял, хотел оставить меня ни с чем! Ибрагим, скотина, сказал, что меня любит, а сам им отдал! Вы все равно не докажете ничего, уроды! Скоты, развяжите меня!
— Люди уже поглядывают в нашу сторону, что будем делать? — Лена обеспокоенно посмотрела по сторонам.
— Валить ее надо. Тварь та еще, а наказания точно не понесет. Скажем — нашли мертвую в багажнике, со свернутой шеей. Она мать убила свою… ей нельзя жить. Мне самому или ты?
— Я. Иди складывай жмуров в салон.
Я отошел от багажника и услышал за спиной истошный крик:
— Не подходи, тварь, не подходи! А-а-а!..
Крик резко оборвался хрустом позвонков…
Подняв очередной труп, я забросил его в салон джипа, захлопнул дверцу и сказал Заре:
— Давай за руль нашего джипа, а я поведу этот гроб.
— Куда ты его?
— Сейчас отъедем немного по трассе да спалим. Не тащить же его к КП, ну их к черту, и правда заставят отписываться…
Двигатель чеченского джипа завелся с трудом, хрипел, гремел — видимо, менты его хорошенько зацепили, то-то бандиты полезли к нашему, небось обрадовались, увидев такого динозавра, навороченного, с лебедками и лаптями.
Ехал автомобиль чеченов дергаясь, но все-таки двигался, и через минуту я уже разогнался километров до сорока в час.
Кемпинг скрылся из виду, только луна висела над темным лесом, да редкие огни встречных автомашин выхватывали из темноты придорожные столбы.
Припарковав джип, я подумал немного, пошел к нашей машине, поковырялся в снаряжении и достал оттуда «макаров». Отойдя в сторону, сделал несколько выстрелов по бензобаку автомашины. Конечно, никаких взрывов, никакой иллюминации не было — это не киношный триллер, просто из бака струйками потек бензин, собираясь под днищем в большую лужу.
Подойдя к джипу, заглянул внутрь, включил зажигание и ткнул прикуриватель в его гнезде. Через короткое время он щелкнул, выскочив, я отошел от джипа и бросил раскаленный до вишневого сияния цилиндрик в лужу под машиной.
Жахнул гулкий удар, и джип охватило яркое пламя полыхающего бензина.
Я прыгнул в наш джип, стоящий чуть поодаль по ходу движения, и кинул Заре:
— Гони! Сейчас бак рванет!
Наш джип выскочил на дорогу, как по команде сзади жахнуло, и пламя поднялось выше крон деревьев. С бандой и крысой, убившей свою мать, было покончено.
— В кемпинг будем возвращаться? — невозмутимо спросила Заря, небрежно поворачивая баранку руля и следя за дорогой.
— Нет. Жми дальше, это не последний кемпинг на дороге, я думаю, да и вообще, подальше отсюда надо оказаться — нарисовались по полной, нам это ни к чему.
Мы ехали в ночи еще около двух часов, сделав не менее двухсот пятидесяти километров и уйдя далеко от того места, где разобрались с негодяями.
И я, и моя подруга молчали, думая о своем.
Только раз я спросил у нее:
— Может, мне сесть за руль?
— Нет, все нормально, я днем отдохнула, сиди…
И я не настаивал. Хотя, можно сказать, в нашей паре я был лидером, но прекрасно понимал, что Заря ничуть не уступает мне ни в подготовке, ни в уме, ну, может быть, чуть послабее — чисто физически, а так — она превосходит множество мужчин по всем параметрам.
Я знал, конечно, что нам давали специальные препараты, которые улучшали нашу память, соображалку, позволяли восстановиться физически после тяжелейших нагрузок, но был очень рад тому, что эти средства хотя бы внешне не превращали девушек в мужчин — это было бы мне очень досадно.
От таких мыслей я усмехнулся и, видимо, хмыкнул, потому что Заря спросила:
— Чего ты? Что смешного?
Я объяснил ей, и она без улыбки сказала:
— Да, эти уроды нам подсыпали в еду препараты, витамины — как они их называли. Я тоже знала. Ну а что сделаешь? Ты же сам понимаешь, что без этих средств такую нагрузку мы бы не выдержали. Надеюсь, что они не шибко навредили нашим организмам. Впрочем, а какая разница? Все равно мы долго не проживем — пушечное мясо. Надо будет — спишут на раз, зашлют куда-нибудь в безнадегу, и сгинем под пулями или пытками. Впрочем, опять же — я уже давно должна была умереть, еще в детстве, так что живу, считай, в долг. Вот ты, мне кажется, случайно сюда попал — из тебя так и лезут понятия о справедливости, о ее восстановлении, о правде, о помощи ближнему. Видать, ты домашний мальчик, да, Колдун?
Я помолчал — вообще-то у курсантов не принято делиться личной информаций, это даже специально оговаривалось инструкторами, но мы же уже вроде как и не курсанты? Или курсанты? Да что я их боюсь-то, этих уродов! Теперь — пусть они меня боятся!
